— Ну я же не знал! — жалобно оправдывался Хидэсато.
— Ты болван! Тупой болван! Что ни сделаешь, все некстати, — с горечью и презрением проговорила Аяко.
Хидэсато горестно опустился на пол и закрыл лицо руками. Они не обращали на него внимания. Вокруг высились тяжелые колонны, уходившие втемную пустоту сводов. Огромная настенная роспись с изображением богини милосердия переливалась в мерцающем свете фонаря всеми оттенками красного и розового.
— Побудь с ним, пока он не придет в себя, — сказал Тора, когда они перевязали голову Акитаде. — А мы с Хидэсато сходим и навешаем этим проклятым ублюдкам, пока они не нашли Отоми.
Он ожидал, что Аяко станет спорить, но она только кивнула.
Хидэсато виновато смотрел на нее.
— Прости, Аяко. Я же не хотел, чтобы так получилось. Просто было темно. Я понимаю, что только все испортил. Но клянусь, что заглажу свою вину перед тобой! Пусть мне даже придется умереть! — Он отвернулся и пошел к выходу.
Тора подобрал с пола свою палку и побежал догонять Хидэсато. Аяко хмуро смотрела им вслед, потом снова склонилась над Акитадой.
Снаружи темнота казалась не такой непроглядной. Из дальнего конца сада донеслись шум и чьи-то ругательства.
— Слава Богу, они еще не нашли ее, — сказал Тора и прислонил палку к перильцам крыльца. — И без того деревьев полно. А по мне, так лучше свободные руки.
Хидэсато тоже положил свою палку.
Они уже наделали столько шума, что таиться не приходилось. Монахи явно разделились, чтобы получше обыскать территорию. Двоих Тора с Хидэсато вскоре обнаружили. Своего противника Тора огрел подвернувшимся под руку куском черепицы, а Хидэсато извлек из-под одежды обрывок металлической цепи и метнул ее в другого. Удар пришелся в цель — они с Торой услышали, как хрустнула шея. Монах рухнул наземь без единого звука.
— Ну вот, этого допрашивать уже не придется, — усмехнулся Хидэсато. — А как твой?
— Я своего тоже угрохал.
Убитые оказались бритоголовыми и носили короткие мечи, которые Тора с Хидэсато забрали себе.
Свою следующую жертву они обнаружили по звуку — мерзавец громко чертыхался, пытаясь выбраться из запутанных плетей колючей лианы, но моментально притих, когда перед ним возник Тора с обнаженным мечом в руке.
В тот же миг послышался другой голос:
— Даиси! Что там такое? Ты нашел ее?
Тора приставил ему к горлу острый клинок и ответил:
— Нет! Я ногу подвернул. А кто с тобой?
— Хотан. А где остальные?
— Сейчас подойдут. — И одним ударом вышиб из пленника дух.
— Еще двое? Это уж, наверно, последние, — подошел к нему Хидэсато.
Тора кивнул.
— Я сказал им, что мы сейчас придем.
Они побежали по заросшей тропинке и вскоре столкнулись лицом к лицу с двумя головорезами. Одеты те были как остальные и тоже носили на головах повязки, только на этот раз противники обнажили мечи и приготовились к бою.
Торе еще никогда не доводилось пользоваться в бою мечом. Ему удалось выжить только благодаря собственному проворству — он прыгал как обезьяна и махал мечом во всех направлениях. Хидэсато же хоть и был знаком с правилами такого боя, мечом владел плохо, поэтому вскоре отбросил его в сторону и взялся за свою цепь. Метнув ее, он обвил меч противника и рванул на себя, полностью обезоружив бритоголовою. Тора тоже наконец добился преимущества в схватке, лягнув монаха в пах. Тот заорал от боли и бросил меч, когда Тора подскочил к нему.
Эту парочку они связали, но, вернувшись в заросли колючек, где оставили третьего, обнаружили, что тот исчез. Пошарив вокруг, они наткнулись на распахнутую калитку, но дорога была пуста.
— Проклятие! Этот подонок удрал и теперь предупредит Дзото, — расстроился Тора.
Они оттащили своих пленников к храму.
— Эй, Аяко! — позвал Тора. — Теперь все спокойно!
Девушка вышла на крыльцо, пристально вглядываясь в темноту зарослей.
— Где Отоми? — спросил Тора. — Она же не слышит нас.
Аяко молча спустилась по ступенькам, не сводя глаз с Хидэсато.
— Ты ранен.
Хидэсато оглядел себя. Огромное темное пятно расплывалось у него на груди.
— Пустяки, — отмахнулся он.
— Ой, Хидэсато… Сядь скорее, дай-ка я посмотрю.
Под крыльцом что-то зашуршало. Тора схватился за меч, но это была Отоми. Глаза ее казались огромными на перепачканном грязью личике, к одежде прилипли сухие листья, мелкие веточки и паутина. Тора расплылся в счастливой улыбке, бросил свой меч и подхватил ее на руки.
Аяко обнаружила на плече Хидэсато колотую рану и сняла с себя пояс, чтобы перевязать ее.
— Пожалуйста, прости меня! — жалобно проговорил он, поднимаясь на ноги.
Лицо ее уже не было так сурово.
— Да прощать-то нечего. Я жалею, что набросилась на тебя, — сказала она, вставая. — Что ты мог видеть в такой темноте? Я и сама так же обозналась.
Он посмотрел на нее пытливо, виновато и, смущаясь, проговорил:
— Я бы не хотел, чтобы ты думала обо мне плохо. Я никогда не встречал таких людей, как ты, и готов умереть, лишь бы… — Голос его дрогнул.
Аяко улыбнулась, взяла его за руку и нежно сказала:
— Я знаю.
Акитада, шатаясь, вышел на крыльцо и застал эту трогательную сцену. Лицо его вмиг посуровело.
— Тора!
Тот вытянулся в струнку. Все взоры устремились на Акитаду, который стоял, держась за перила, и лицо его было таким же белым, как повязка на голове.
— Я вижу, вы тут полностью управились. Вы сообщили девушкам, что… случилось?
— Девушкам?! — Аяко пошла к нему, их взгляды встретились, но он тут же отвел глаза в сторону. — О чем это вы? Что произошло?
Тора с Хидэсато смущенно переглянулись. Держась за перила, Акитада медленно спустился с крыльца и сухо кивнул Аяко:
— Тогда, боюсь, мне придется сообщить вам, что ваш отец погиб сегодня днем.
Аяко застыла, глядя на него во все глаза.
— Его убили те же люди, что напали на вас с сестрой, — продолжал Акитада все так же холодно. — Но он храбро сражался и сразил пятерых, прежде чем погибнуть от меча. Я крайне сожалею, что вынужден сообщить вам столь трагическое известие.
Аяко гордо распрямилась.
— Я вам очень признательна, ваше превосходительство. Мы с сестрой навсегда останемся перед вами в великом долгу за то, что вы пришли к нам на помощь. — Она низко поклонилась, повернулась к нему спиной и пошла к Хидэсато.
Сердце Акитады сжалось от боли, к глазам подступили слезы. Немыслимым усилием воли заставил он себя вернуться в храм и скрыться под гулкими сводами.
