Грей. – У нас с Фергусом. Яблоневый. Знаешь, он говорил, что сделает для меня вино из наших яблок, когда мне исполнится восемнадцать. А мне ведь не исполнится, так? Ты меня убьешь? Как и его?
Хайнц тяжело вздохнул, потер пальцами переносицу.
– Я не убью тебя. Я просто хочу сделать все лучше.
– Тогда зачем привел меня сюда? Дверь закрыл. Отобрал все мои вещи вчера вечером. – Грей непонимающе развел руками. Его сердце гулко билось, но он держался храбро, хоть и старался стоять подальше.
– Я хочу все исправить. Чтобы ты перестал чувствовать ту боль, которая толкает тебя на опрометчивые поступки, – осторожно начал Хайнц, разворачивая к нему резной стул, и приглашающим жестом позвал Грея присесть.
Мальчик посмотрел на потертую сидушку с такой усталостью, как будто ему было не десять лет, а гораздо, гораздо больше.
– Если бы ты был на моем месте, ты бы понял, что это не поможет. Ничего не поможет.
– Я не сделаю тебе больно. Это поможет, правда. – Хайнц улыбнулся ему так тепло, как только мог, но это не произвело видимого эффекта.
– Если ты так добр ко мне, зачем тогда убил Фергуса? Ты мог договориться с ним. Как нормальные, цивилизованные… Грехи. – Грейден запинался, подбирая слова, но продолжал смотреть на Хайнца со стылой тоской.
Пернатый стиснул спинку стула, ловя зеркальные блики от шаров. Для него внезапно время словно совершило поворот, краски вокруг ощутимо померкли, осели грязью и болью в трещинах досок.
– Однажды ты повзрослеешь, – тихо произнес Хайнц, – и увидишь вещи такими, какие они есть.
– Я уже увидел достаточно, чтобы повзрослеть, – равнодушно обронил Грейден, вызывая у Хайнца волну мурашек.
Он поднял голову и посмотрел на мальчишку так, словно тот сейчас сказал, что Создатель сошел с небес. Он смотрел и не мог поверить в услышанное.
Когда-то в прошлом такую же фразу – слово в слово – бросил Фергус. Он был таким же хмурым, нелюдимым, тянулся к Хайнцу, но тот больше не хотел никаких близких отношений с учениками. Он хотел, чтобы Фергус ненавидел его, поскольку видел в нем того, кто сможет его одолеть в случае ошибки. И поэтому всячески отталкивал, но в тот момент не сдержался и впервые заступился за него. Разговор в залитом закатным солнцем саду запомнился Хайнцу на всю жизнь. Как и слова Фергуса, которые сейчас сказал Грейден.
Грей сильнее нахмурился, но больше ничего не сказал и неожиданно покорно уселся на стул. Когда Хайнц дал ему в ладонь тяжелый стеклянный шар, он закрыл глаза, давая этим полную открытость своей памяти.
Хайнц вырезал все до кусочка, вычеркнул Фергуса из его жизни, оставляя белые пятна. Он забрал из холодных ладоней шар и деревянный клык, думая о том, что чувствовал горечь, сожаление и пустоту, а не ожидаемые триумф и радость.
– Прости меня. Так будет гораздо лучше. У тебя будет человеческая семья, нормальное обучение, взрослая жизнь. Не беда, если одной пешкой будет меньше, верно? Ты поймешь это. Все наладится. Прости меня…
Глава 14
Двадцать лет назад
Фергус распахнул глаза и сразу же зашелся надрывным кашлем. В глотке горело, раздирало острой болью, отдающей в легкие при каждом вдохе. Он откашлял какой-то мерзкий черный сгусток и несдержанно застонал от боли. Фергусу казалось, что его стерли в пыль и собрали заново, и все его тело теперь трещало по швам, раздираемое слабостью и болью. Грех с трудом поднялся на колени, еле двигая ногами, и уперся подгибающимися руками в обжигающе холодную землю. Он встал на четвереньки и вскрикнул, когда со щеки содралась кожа.
– Господин Грех! – Чьи-то тоненькие, глухие голоса кружились вокруг него, подобно карусели, и у Фергуса от них сильнее мутнело в глазах.
Он видел свои руки, почерневшие от холода, видел выдранные, примерзшие в черной крови волосы, кусок собственной кожи, и его тянуло блевать от одного этого вида. Тошнота пробралась изнутри, из пустого желудка, вверх, но горло странно засипело, и что-то теплое выплеснулось на ключицы, не дойдя до глотки.
Фергус застыл от ужаса, дрожащей рукой трогая развороченный след от кинжала на шее. В эту дырень он мог бы запихнуть пальцы, и от этого его чуть не стошнило снова.
– Фу, как отвратительно. Меня не предупреждали, что это будет так ужасно выглядеть, – прозвучал сзади надменный голос, но Фергусу было совершенно не до него.
«Грей!»
Грех резко поднял голову, и перед глазами заплясали миллиарды черных пятен. Фергус хотел что-то сказать, но продырявленная глотка противно клокотала и булькала, заставляя его снова сгибаться и плеваться черной кровью на тонкий пласт снега под собой.
– Осторожнее, Грех. Не вскакивай так резво, ты и так половину лица оставил на земле. – Чьи-то сильные и удивительно теплые руки подхватили его и, вопреки словам, рывком подняли на ноги. Колени подогнулись, Фергуса повело в сторону, и ему пришлось зацепиться окоченевшими пальцами в чье-то широкое плечо, чтобы не рухнуть обратно.
– Я надеюсь, у тебя найдется достойная оплата моей помощи. Потому что я весь изгваздался в твоей крови, – продолжал недовольно ворчать незнакомец.
– Господин Грех! Господин Грех! – Маленькие существа тянули за изрезанное в лохмотья пальто, дергали за штанины и трогали голени маленькими теплыми ладошками.
«Что происходит? Где Грей? Они ушли? Сколько времени прошло?»
Фергус ошарашенно вертел головой, пытаясь понять, где он очутился и что происходит. Вокруг все так же завывала вьюга, раскачивая голые ветки деревьев. Она хлестала сухим снегом по щекам, но Фергус настолько промерз, что совершенно не чувствовал холода. Его тело с трудом разогревалось и начинало гнуться. Он удивился, что черные от окоченения пальцы все еще не отвалились.
Фергус повернулся и встретился с желтыми глазами незнакомого Цзунари, деловито помахивающего пушистыми хвостами с белыми подпалинами. Его верхняя губа брезгливо подергивалась, уши жались к длинным рыжеватым волосам, но, надо отдать ему должное, держал он крепко.
Вокруг стояла глухая тишина, заливающая ультрамариновыми сумерками землю и нарушаемая только шуршанием снега. Черные остовы деревьев были похожи на плотоядных чудовищ во тьме, сухие листья уже давно скрылись под слоем снега. Под ногами Фергуса была застывшая лужа черной крови и стертые наспех символы Мастеров, прожегших землю. Маленькие Хранители Очага цеплялись за его ноги с таким отчаянием, словно он их Божество, тянули за одежду горячими руками и жали к голове пушистые заснеженные уши.
Фергус снова посмотрел на Цзиня, держащего его под руку, и сделал глоток морозного воздуха.
– Ну и рожа у тебя, Грех. – Цзинь презрительно скривил губы, сверкая золотистыми глазами, и затем
