спросил я, пока мы шли по улице.
– Ты во мне сомневался? – гордо расправил он плечи и поморщился, держась за голову. – У нас.
– Это хорошо. Маша в девятый перешла, круглая отличница, в моей школе учиться будет.
– Ты бы свои знания подтянул да оценки улучшил. Троечник.
– Сделаю, – пожал я плечами.
– Ох, какой скандал нас дома ждет, – вздохнул отец и через открытые ворота прошел во двор наших теперь родственников.
Народу тут хватало, отцу сразу стопку самогона сунули, председатель ночевал в одном из домов, тоже похмелялся. Так и посидели хорошо, а к обеду начали собираться, поезд вечером, а еще Машу забрать надо с нами.
– Да вы не спешите, – остановил я тещу. – Возьмем школьную форму, летнюю и осеннюю одежду, а через неделю на выходные вы привезете зимнее. Заодно посмотрите, как Маша живет.
Предложение понравилось, но сборы не прекратили, и на машине председателя нас отправили в город. Я забрал чемодан, половину места в нем вещам Маши пришлось уступить, гитару за спину, чехол с ружьем на плечо и тут же снял, отец не разрешил брать его, пусть тут у бабушки хранится. Я повздыхал, но оставил, и мы покатили в город. То, что я знатный охотник, отцу еще вчера на уши нашептали, и про то, что я память потерял, тоже. Это его сразу отрезвило, мы серьезно поговорили, он меня обследовал, помрачнел, узнав, что семью я так и не вспомнил, как и жизнь в Москве, хотя проблем в школе не будет, и сказал, что в Москве я полное обследование пройду. Водитель высадил нас у дома, где жили Михайловы, Маша Михайловой была, и укатил. Мы же поднялись наверх со всеми вещами. Оказалось, Михайловы в двух комнатах коммунальной квартиры проживали. Были в очереди на квартиру. Маша была единственным ребенком, которого холили и лелеяли. Дальше мы с отцом, тестем и двумя соседями Михайловых сидели на кухне, можно сказать, отмечали, а женщины собирались. Там много чего нужно, учебники в том числе, все для школы. В общем, багаж увеличился на чемодан и сумку. Пока было время, я сбегал и купил билет для Маши, а отец приобретал обратные.
Мне это время нравилось, и я планировал пожить тут, хотя бы до девяностых. Дальше покидаем страну, откапываем сокровища, закопанные в районе побережья Индии, и живем, как хотим. Однако это советское время упустить я не хотел. И да, я прекрасно понимаю, какие слухи пойдут о нас, но мы женаты, а это все перекрывает. В будущем такие случаи не редкость, но и в это время бывают. Мы еще успели сбегать в школу Маши, поговорили с директором, та в шоке на нас смотрела, но обещала все сделать. Аттестат с оценками заберут родители Маши и привезут через неделю, когда навестят нас. Дальше была посадка, нас провожали, и все, под перестук колесных пар мы покатили в Москву. Ночью спали, а утром прибыли на вокзал. Дальше взяли машину, частника, и со всеми вещами доехали до новенького двенадцатиэтажного дома. «Ленинградка», так его называли. Тут и проживали Ивановы, на шестом этаже. Мы поднялись на нужный этаж, с трудом в лифте с багажом уместились, и отец, открыв дверь, пригласил нас проходить. Сестры и мать Тихона были тут, вышли встречать.
– Боже, самое страшное, что я могла представить, что привезет наш Тихон, это вши, как в прошлом году из пионерского лагеря. Но такого даже моя фантазия выдать не могла, – сказала мама.
Это немного разрядило обстановку. Машу познакомили со всеми, как, впрочем, и меня. Отец описал мой случай, они только охали. Показали нашу комнату, теперь нашу, раньше в ней Тихон жил, и мы стали обустраиваться. Мать уже приготовила обед, чтобы отметить наше возвращение, так что сели за стол. А после обеда отец повез меня в свой госпиталь, а Машу мама в нашу с сестрами школу повела, сама договорится с директором, чтобы ее взяли. Ну и насчет меня поговорит, что память потерял и сейчас обследование прохожу. Пятница – тяжелый день, но нужно. Маше еще на учет нужно встать в женской консультации. Кстати, маму попросил поговорить с директором, чтобы тот принял у меня экзамены за девятый класс, я хочу учиться с Машей. Буду прикрывать ее от косых взглядов одноклассников. В первое время точно будут. По-моему, она не поверила, что я смогу сдать эти экзамены. А сестер попросил оббежать всех знакомых и сообщить, что я память потерял, никого не знаю. Дальше информация сама распространится. Нужно же объяснить, почему я никого не знаю. Правда, это лучший ответ. Особенно в этой ситуации.
Два дня меня, не выпуская из госпиталя, мучили многочисленными анализами, но больше было специалистов другого профиля, особенно среди психологов. Отец поднял всех на ноги, трое докторов наук было и один профессор. Диагноз поставили в воскресенье к обеду. Амнезия. Физически полностью здоров, психологически тоже. Память да, отсутствует, но логично мыслить я не прекратил, многие знания имеются. В общем, социально не опасен. Мне выдали справку, что я здоров, но имею провалы в памяти.
Из больницы я вышел с немалым облегчением, и мы с отцом на трамвае поехали домой, тут прямой, без пересадок. Пока меня не было, Маша нашла общий язык с матерью и сестрами Тихона, освоилась, обжилась в нашей комнате. Уже все прошла, ее записали в девятый «В» в нашей школе и в женскую поликлинику, в нашем районе. Встала на учет. Я остался один, кому еще побегать придется. Мы пообедали, я и предложил Маше прогуляться по городу. Скоро занятия начнутся, времени мало будет, а тут выходные, пока еще тепло, так что мы собрались и отправились на прогулку. Обе сестренки Тихона с нами, как проводницы, показывать все будут. Однако сразу меня не отпустили, заставили новую школьную форму померить, мама Тихона ее на глаз брала. Как и ожидалось, мала, в плечах жала. Я заметно вытянулся за лето. Так что она побежала менять, а мы на прогулку. Великолепно прогулялись, вернулись к ужину, там телевизор все вместе посмотрели и отправились по комнатам. Кстати, в этот раз форма села хорошо, на вырост брали.
Утром в понедельник тридцатого августа я отправился в школу. Меня Ольга, младшая, сопровождала, показывала, где та находится. Директор была у себя. Постучавшись, я зашел. Почти час мы с ней разговаривали, и я уговаривал разрешить мне сдать экзамены экстерном, мол, с супругой хочу учиться, но она ни в какую. Высмеяла и отправила прочь. Ничего, я тоже
