которых они захватили, но они настаивали на том, что Людовик сам нарушил договор, и запретили ему проход через Рону. Провизия, которую поставщики Людовика уже закупили в Авиньоне, была удержаны вместе с деньгами за покупку. Причина этой внезапной перемены настроения нам не известна. Возможно, горожане приняли колонну Готье д'Авена за штурмовой отряд и решили, что их обманули. Но, по словам крестоносцев, которые обратились с подробным оправдательным письмом к императору Фридриху II как сюзерену Прованса, авиньонских заложников оказалось меньше, чем было оговорено, а их статус недостаточно высок; горожане же, как утверждалось, без предупреждения или серьезной причины закрыли ворота перед Людовиком. Более дикие слухи приписывали авиньонцам заговор с целью убийства Людовика и легата, когда они с небольшой свитой проходили по улицам города. Эта версия, хотя, вероятно, самая популярная, является единственной, которую можно смело отбросить, поскольку авиньонцы не сдали бы Бокер армии, лидеров которой они собирались убить. Она также не согласуется с тем любопытным фактом, что переговоры между двумя сторонами продолжались в течение трех дней после нападения на Готье д'Авена. Скорее всего, спор шел о маршруте, по которому Людовик и его личная свита должны были пересечь город. Горожане настаивали на том, чтобы королевская свита выехала через малые ворота, а к наплавному мосту подошла по узкой тропинке, проходящей прямо под скальной стеной со стороны Роны. Людовик считал это недостойным и опасным. Несомненно, были и другие спорные моменты, но события, которые были достаточно туманны в то время, остаются таковыми и через семь веков. Достоверно известно лишь то, что 10 июня 1226 года Людовик осадил город и поклялся не отступать, пока он не будет завоеван.
Людовик осаждал Авиньон как крестоносец, а не как король Франции, поскольку город был частью имперского графства Прованс, а его верховным сюзереном был император Фридрих II, с которым Людовик находился в сердечных отношениях. Однако власть императора над городом была практически номинальной, как и власть Раймунда VII. На практике Авиньон был независимой городской республикой, которая управлялась по ярко выраженным итальянским принципам с помощью подесты, нанятого в Болонье, Милане, Павии или Генуе. У него даже был скромный контадо[31]. Авиньонцев в Провансе недолюбливали, и многие их враги активно помогали французской армии. Но город был достаточно богат, чтобы содержать значительный наемный гарнизон и двойной обвод стен, две большие надвратные башни которых, Quiquenparle и Quiquengrogne, гордо красовались на печати коммуны. Такой город нельзя было взять штурмом и Людовик решил заставить его сдаться голодом. Вокруг стен были вырыты траншеи, а войска разместились на обоих берегах Роны, соединенных между собой наплавным мостом.
Это решение Людовика обрекло основную часть армии на лето, проведенное в беспросветной скуке. Только осадные инженеры были заняты делом. По Роне на баржах были доставлены осадные машины, но даже постоянный обстрел с нескольких сторон не смог произвести заметного эффекта на городские стены. Авиньонцам удалось сжечь несколько машин, а главный инженер Людовика, Амори Копо, был убит на ранней стадии осады точно попавшим в него камнем. Внутри города продовольствие было дорогим, но в лагере Людовика оно было еще дороже, так как Раймунд VII заранее опустошил большую часть окрестных земель, и припасы приходилось доставлять по реке с огромными затратами. Лето же было особенно жарким. Зерно сгорело на полях, и урожай оказался катастрофичным. Дизентерия, распространяемая огромными черными мухами, унесла жизни многих людей в армии Людовика, тела которых гнили в открытых ямах, пока король не приказал сбросить трупы в Рону. Недовольство в королевской армии нарастало, и это добавляло Людовику еще больше беспокойства. Прошло более половины сезона кампании, Ричард Корнуольский напал на Ла-Рошель, а несколько баронов в лагере подозревались в заговоре против короля. 8 августа Людовика убедили отдать приказ о штурме. Но он оказался неудачным. Штурмовой отряд, который с большим мужеством возглавлял граф де Сен-Поль, подвергся убийственному перекрестному обстрелу с башен, а сам граф был убит камнем. Поражение, как следовало ожидать, приписали предательству некоторых баронов, в частности Тибо, графа Шампанского, того самого квиетиста, который мог возглавить крестовый поход в 1219 году, но в 1226 году, присоединился к крестовому походу только по принуждению. У него были родственники в Авиньоне, и, судя по всему, он поддерживал с ними постоянный контакт на протяжении всей осады. Когда штурм 8 августа провалился, Тибо самовольно покинул осадный лагерь и вернулся в Шампань. Моральный дух армии не мог быть ниже.
К счастью для Людовика, авиньонцы не понимали, насколько тяжелым стало его положение. Они тоже страдали от голода и в конце августа запросили условия капитуляции. Переговоры затянулись — явное свидетельство того, что авиньонцы сил не жалели. Но 9 сентября они сдали город французскому королю и выдали 150 заложников. Папский легат вошел в ворота и щедро раздавал отпущения грехов на улицах, которые большую часть последнего десятилетия находились под интердиктом; а коммуна уничтожила свою репутацию защитника ереси, пообещав оплатить расходы тридцати крестоносцев в Святой земле. Авиньон был избавлен от ужасов разграбления, но на него обрушились все остальные унижения. Людовик забрал себе все оружие и осадные машины, а также затребовал репарацию в размере 6.000 серебряных марок. Знаменитые городские укрепления были сровнены с землей, а на французской стороне Роны, над аббатством Сент-Андре, за счет города была построена огромная королевская крепость. Через две недели после отъезда Людовика горожане с горечью наблюдали, как река Дюранс затопила место осадного лагеря, и осознали, как близко они были к победе над королем.
Однако авиньонцы спасли Раймунда VII от гибели, несмотря на предательство его собственных вассалов. Дворяне Лангедока непрерывным потоком прибывали в лагерь Людовика с изъявлением покорности, больше похожим на раболепие. Сикар де Пюилоран, бывший файдит, который сражался против Симона де Монфора при Кастельнодари и защищал Тулузу от самого Людовика в 1219 году, теперь заявил, что был "опьянен восторгом" от прибытия короля. Он был "готов валялся в грязи, чтобы поцеловать палец ноги Вашего славного Величества. Мы омываем Ваши ноги нашими слезами, славный господин, и мы жаждем привилегии быть принятыми в качестве рабов под Вашу королевскую мантию". Подобные выражения позволяют лучше оценить численность армии Людовика, чем расчеты хронистов-современников или генералов XIX века. Большая часть Лангедока покорилась еще до падения Авиньона. Ним готовился к сопротивлению, но фактически сдался в начале июня. Молодой граф Комменжа, сын самого верного союзника Раймунда, обещал предоставить все свои войска в распоряжение короля. К потоку перебежчиков попытался присоединиться даже Журден де Кабаре, но он имел несчастье попасть в руки Раймунда, когда направлялся лично приветствовать Людовика, и провел оставшиеся два года своей жизни в тюрьме. Эти люди были сломлены внезапным возобновлением войны после двух лет относительного мира. Они не были готовы снова стать файдитами,
