Книга Без ума от графа - Кристина Брук

Лежа на спине, Гриффин напряженно думал о том, что произошло сегодня на рауте. Рядом с ним неподвижно и тихо спала, или делала вид, будто спит, Розамунда.

Гриффин не сомневался: ей, как и любой женщине, хотелось выговориться, так сказать, облегчить душу — но не знал, как выразить свое участие, предложить поддержку — одним словом, помочь.

Главное затруднение заключалось в том, что он не знал, с чего начать. Все понимая, он никак не мог представить главного, как может быть легче после такого разговора, во время которого пришлось бы восстанавливать в памяти неприятные и даже гнусные детали случившегося. Надо было, чтобы она перестала страдать, отбросила прочь все мучившие ее мысли.

Гриффин молчал и тоже мучился. Мысленно он клялся, что вот сейчас соберется с духом и даст ей то, в чем она нуждалась — участие и любовь.

Он еще поворочался немного, а затем, не выдержав, начал:

— Я не сплю. Если ты не против, то мы могли бы...

В ответ послышался напряженный голос Розамунды:

— Мне очень жаль, Гриффин, но сейчас у меня нет никакого настроения заниматься любовью.

Шокированный, Гриффин произнес:

— Нет, я хотел, я думал, может, тебе хочется... м-м... поговорить. О том, что случилось.

Он поморщился, ему показалось, что она сейчас выразит ему свое презрение. Но она молчала, хотя до его слуха долетали еле слышные сдавленные вздохи, отдаленно похожие на сдерживаемые рыдания.

— Любимая.

Он нежно прижал ее к себе.

Положив голову ему на плечо, Розамунда дрожащим от слез голосом спросила:

— А если бы моя мать предложила тебе купить этот портрет, ты бы согласился?

— Портрет?

Он понимал, как важен для нее ответ, но не знал, что ответить.

— Гм-гм, я как-то не думал об этом.

— Ладно. Забудь.

Искушение поверить ей на слово было велико, но Гриффин отмел его.

— Конечно, я купил бы его, лишь бы не ставить тебя в неловкое положение.

— А с другой стороны? — не унималась Розамунда. — Ты бы хотел иметь такую картину?

Он не успел как следует рассмотреть картину лишь в общих чертах. Впрочем, он видел ее позирующей.

Но в этом портрете было что-то непристойное. Дело в том, что ее полуодетый образ был дорисован намеренно в чувственных выражениях. Картина была написана с единственной целью — возбудить похотливое, гнусное желание, с которым старые развратники рассматривают непристойные картинки в тех местах, где их продают.

— Нет, вряд ли, — задумчиво произнес он. — Особенно из рук твоей матери. Да и зачем мне такое изображение, когда рядом со мной находится живая женщина из плоти и крови?

Она всхлипнула. Гриффин испугался. Неужели он сказал что-то не то?

— Нет, конечно, мне всегда приятно смотреть на тебя, но мне хочется не только смотреть, хотя ты очень красивая. Мне нравится разговаривать с тобой, смеяться вместе с тобой. Мне хочется, чтобы ты делилась со мной своими мыслями, переживаниями. Мне ты нравишься такая, как есть.

Гриффин умолк, не зная, что еще сказать.

— Прости, не умею объяснить как следует.

— Не волнуйся, кажется, я поняла. Спасибо.

Он с облегчением вздохнул наконец-то в ее голосе послышалась радость.

— Я правильно ответил?

— Абсолютно правильно. Ты ответил лучше, чем я ожидала.

Прильнув к нему, она поцеловала его в знак благодарности, обвила шею руками и прошептала:

— Знаешь, я передумала. Если не возражаешь, давай займемся любовью.

Когда леди Стейн вошла в гостиную, то там, к своему немалому удивлению, нашла Гриффина, который терпеливо дожидался ее возвращения.

Он встал, но не из вежливости, а из презрения к ней.

Леди Стейн сняла шляпку, но ее руки дрожали и движения были неловкими. Однако она нашла в себе силы гордо вскинуть голову и спросить:

— Каким образом вы попали сюда?

— О, это было не трудно.

Она торопливо оглянулась по сторонам и вдруг увидела сына, стоявшего у входа в гостиную с внутренней стороны дома. Его мрачный вид не предвещал ничего хорошего. Ксавье окинул мать долгим, испытующим взглядом, от которого у Нериссы мурашки побежали по коже.

Насторожившись, она замерла на месте.

— Я слышала, ты уехал из города, — пробормотала она, но тут же не без ехидства добавила: — Впрочем, отъезд ты мог придумать в виде предлога, чтобы не ходить на мой вечер.

— К сожалению, я должен был уехать, иначе непременно был бы на твоем рауте, можешь мне поверить. Тогда я смог бы избавить мою сестру от унизительного оскорбления. И от кого? От своей родной матери.

Леди Стейн приободрилась.

— A-а, вот чем вызван ваш визит? Что за пустяки, стоило из-за этого так волноваться? Моя дочь слишком впечатлительна. Тут не было ничего оскорбительного. Если бы я знала, что это вызовет у нее неодобрение...

Усмехнувшись, леди Стейн опустила глаза.

— Вот уж не думала, что Розамунда расскажет обо всем тебе, а также своему мужу. Не пойму, из-за чего весь шум.

— Не надо нам морочить голову, мадам. Не тратьте попусту слова, — сказал Гриффин.

Как это ни странно, он больше не ревновал Розамунду к Лодердейлу. Как было разумно с ее стороны не обращать внимания на его слабость. Но если бы подобное случилось несколько недель назад, — тут Гриффин покачал головой, — не стоило даже думать об этом.