половина масла перелилась через край кастрюли, разлилась по плите и тут же вспыхнула от огня конфорки.
— Со-о-о-онь! — закричал Апраксин старший, схватил кухонное полотенце и начал избивать пожар. — Сонь, помоги!
Однако дочь Романа Романовича не ответила. К этому моменту брат уже утянул её вслед за собой в Каринский рифт.
— А-ай!
Потушить огонь никак не получалось. И более того, полотенце в руках Романа Романовича напиталось маслом и тоже вспыхнуло.
— Всё нормально! — вслух уверил он сам себя, а затем отбросил его в раковину и схватился за новое. Однако на этот раз не с тем, чтобы попусту шлёпать пламя, а затем, чтобы сдвинуть фритюр с огня.
Однако и здесь его ждала неудача.
Кастрюля зацепилась за решётку, чуть наклонилась и часть масла волной выплеснулась Роману Романовичу прямо на одежду. Часть раскалённого, обжигающего плоть масла.
Ещё никогда прежде Апраксин-старший не раздевался так быстро. Зелёные шорты и зелёная футболка, — те самые, что были куплены по случаю прихода соцопеки, — полетели в раковину вслед за полотенцем.
— Да твою ж мать!
И тут Роман Романович вспомнил дельный лайфхак. Кто-то когда-то рассказывал ему о подобном случае на профессиональной кухне. И этот кто-то, — кажется, повар; биографию всех своих собутыльников Апраксин-старший не запоминал, — говорил о том, что масло ни в коем случае нельзя тушить водой.
В таком случае может произойти взрыв.
А тушить масло нужно…
— Солью! — вспомнил Роман Романович.
С тем он метнулся к шкафу, вытащил непочатую пачку «Поваренной Илецкой», зубами разорвал пакет и начал щедро осыпать пожарище.
— О, да! — улыбнулся он, когда понял, что метод сработал.
Действительно, соль загасила пламя. Вот только теперь потухнувшее и перегоревшее ко всем чертям масло начало чадить как тысяча кадил. Такую плотную дымовуху Роман Романович последний раз видел в детстве, когда забавы ради вымачивал старые газеты в селитре.
— Экхе! — тут же закашлялся он. — Экхе!
Вытяжка не справлялась. Кухня моментально начала наполняться едким, разрывающим лёгкие дымом.
И вот тут-то наконец настало время для паники.
Толком не ориентируясь в пространстве из-за пелены слёз, Роман Романович метнулся к окну, дёрнул ручку и распахнул его настежь. Правда, при этом он смахнул с подоконника корзину с яйцами, которую оставила здесь его младшая дочь.
Ну да и хрен с ними, — легкомысленно решил Апраксин-старший.
Сейчас ему было не до того. Да, дым потихонечку начал выветриваться, но основная его часть всё равно скапливалась в кухне.
Роману Романовичу стало тяжело дышать.
Вниз, — понял он. — Нужно держаться ближе к полу, — и тут же сел в лотос на старый и побитый жизнью линолеум. Жжёная соль всё ещё дымилась, но в целом опасность была позади. Вот только… Роман Романович вдруг услышал голос.
Незнакомый и вкрадчивый, этот голос звучал ни справа, ни слева, ни спереди, и ни сзади. Он звучал прямо у него в голове.
— Мама? — спросил голос и уже в следующую секунду Роман Романович почувствовал, как по его спине, цепляясь крохотными острыми коготками, ползёт что-то маленькое и очень тёплое.
— А-а-а-а-а…
Апраксин старший вроде бы кричал, а вроде бы и не кричал. От испуга он мог просто тянуть гласные в своей привычной тональности; как правило таким образом зовут на помощь люди, которых разбил сонный паралич.
— Ты наша мама? — тем временем существо уже залезло Роману Романовичу на плечо, и он кожей почувствовал жаркое дыхание. Тут же Апраксин ощутил на себе ещё одни коготки, на сей раз в районе предплечья. И ещё одни на колене.
— Нет! — наконец смог вымолвить он.
— Ты не наша мама? — голос, кажется, был расстроен таким ответом.
— Нет!
— А кто ты?
— Я… Я…
А кто я? — задумался Роман Романович. — Миллионер, филантроп, любимец женщин?
Ой ли…
На самом деле вот уже много лет его основная функция сводилась к одному.
— Я… батя, — сказал Апраксин и тут же:
— Ба-а-атя, ба-атя, батя, — зашептали в унисон сразу три разных голоса.
Тут Роман Романович наконец-то набрался смелости, повернул голову и посмотрел, кто же сидит у него на плече. Это был крохотный, размером с джунгарского хомячка дракон. Красно-чёрной расцветки, с рожками, крылышками и очень умными глазами.
Вот только в груди дракона почему-то были дырки и сквозь них можно было увидеть огонёк. Маленький и оранжевый, как будто бы от плохо забычкованной сигареты.
— Батя, — повторил красно-чёрный и потёрся мордой о щетину Романа Романовича.
Второе существо залезло на другое плечо Апраксина, и он тут же обернулся, чтобы рассмотреть его. Это был ещё один дракон. Такого же размера, вот только совсем другой наружности. Плотный, крепко сбитый, с длинным острым рогом на носу. Его грубая толстая кожа имела асфальтовый оттенок, однако то тут, то там по ней шли алые прожилки.
Выглядел он максимально сурово, однако взгляд всё равно был полон любви.
— Батя! — мысленно позвал третий дракончик.
Ему плеча не досталось, а потому он расположился у Романа Романовича на коленке.
И с первого же взгляда Апраксин-старший понял, что это его будущий любимчик. Серо-розового цвета, пухлое, сплошь в складочках, это существо было гибридом дракона и свиньи. Эдакая геральдическая животина с герба очень юморного рыцарского ордена.
Вместо лап копыта, вместо носа сопливый пятачок, а вместо рогов потешные свинячьи уши. Так ещё и глаза — милота неописуемая. Две чёрные блестящие пуговицы.
— Ба-а-атя, — с нежностью в голосе повторил свинодракон и как мог обнял колено своего названного родителя…
* * *
Дым развеялся.
Гарь ушла.
Будто феникс на пепелище, посреди кухни в позе лотоса сидел совершенно голый Роман Романович. При этом он чувствовал себя так, будто бы родился заново. Сегодня он вошёл в дым и вышел из него совершенно другим человеком. Совсем не похожим на себя прежнего.
Роман Романович улыбался своим мыслям, потому что прекрасно осознавал одну вещь.
Отныне он не просто батя.
Отныне и навсегда он никто иной, как Батерь Драконов…
* * *
Молчание длилось недолго.
— Я не знаю, — сказал морж.
При этом… ну не выглядел он растеряно. В этом его: «я не знаю», — не было ни нотки вины. Скорее даже наоборот. Складывалось такое впечатление, будто бы это кто-то другой виноват в том, что он чего-то не знает.
Короче говоря…
Аристо.
Спорю на всё что угодно,