боя тоже было нельзя. Пришла пора выставлять свои условия.
— Если уж так, то твоя дружина должна всегда и незамедлительно выступать по зову совета Озерных племен.
После торговля пошла уже в открытую, как обмен ударами.
— Плата должна производиться только серебром.
— Оружие и кормление дружины за счет конунга.
— Помощь в строительстве нового хольма.
— Вы не вмешиваетесь в внутригородские дела Хольмгарда.
Посадник и конунг поочередно выкрикивали новые условия, а головы остальных синхронно поворачивались то к одному, то к другому.
Спектакль был в полном разгаре, когда вдруг с грохотом распахнулась входная дверь. Все разом повернулись на звук и увидели в проеме Ладу. Запыхавшийся вид и тяжелое дыхание говорили, что та мчалась сюда изо всех сил.
Под взглядом десятков глаз голос девушки дрогнул:
— Отец, останови их!
— Кого? — В тоне Торвана просквозило еле сдерживаемое раздражение. Он очень любил свою дочь, но та сейчас его сильно подставляла.
В этот момент Лада отчетливо поняла, что скрыть ничего не удастся, и с какой-то обреченной яростностью выкрикнула:
— Там рокси убивают! Останови их!
В миг загромыхали опрокинутые лавки и бьющаяся посуда. Взбудораженной толпой все еще только повалили к выходу, а Фарлан, одним прыжком преодолев расстояние до двери, уже несся по коридору. Расталкивая встречных и грохоча сапогами по дубовым доскам, он почему-то ничуть не сомневался, о каком именно рокси говорила девушка.
* * *
Фрикки хмуро смотрел на сборы друга.
— Может, не пойдешь, Оли? Зачем так рисковать из-за девки⁈
В ответ он получил лишь молчание и суровый взгляд, но это его не остановило.
— Ты же знаешь, Рорик запретил и Озмун сказал, чтобы в городище ни ногой.
Пропуская все мимо ушей, Ольгерд двинулся к выходу, но Фрикки решительно встал у него на пути.
— Давай хоть вдвоем пойдем, всяк спокойней будет. — Он подхватил деревянную колотушку для забивки клиньев. — Если что, так хоть будет, кому спину прикрыть.
Посмотрев на дубину в руках друга, Ольгерд усмехнулся:
— Ты пойми дружище, я ведь жениться на ней хочу. Сватов я что, тоже в броне и с оружием буду засылать?
Он отодвинул огромного парня с прохода.
— Я знаю, что ты от чистого сердца, и очень ценю, поверь. Но сегодня я сам. Понимаешь, я должен показать ей, что не боюсь и не считаю ее родню врагами.
Кувалда выпала из рук Фрикки, и, опустив голову, он отошел в сторону.
— Ты уж поаккуратней там, на рожон не лезь. Помни, если что — мы это гадючье гнездо раскатаем по бревнышку!
— Я знаю! — Ольгерд для бодрости ткнул товарища кулаком плечо. — Не волнуйся, все будет хорошо.
Не оборачиваясь, он двинулся в сторону города. Меряя широким шагом тропу, Ольгерд совершенно не думал о том, что скажет Ладе при встрече, как вообще все пройдет и явится ли та вообще. Он шел, наслаждаясь ожиданием предстоящего свидания, в полной уверенности, что все пройдет так, как надо. «Раз она предназначена мне судьбой, — пела его душа, — то иначе и быть не может».
Откуда взялась эта уверенность и с чего вдруг случайная встрече в его сознании обрела таинственный ореол перста судьбы, он не задумывался. Девушка притягивала его, Ольгерд чувствовал, что с ней он меняется и в нем начинает просыпаться тот другой Ольгерд, о котором он уже начал забывать.
Дело близилось к вечеру, и народу у ворот было не много. В большинстве своем горожане уже вернулись с ярмарки, и сейчас к темному проему башни подтягивались лишь последние жители Хольмгарда да кое-кто из торговых гостей.
Перед входом маячили два стража из дружины посадника. Они оба покосились на шагающего Ольгерда, но ничего не сказали. Договор вендов с Ролом не запрещал рокси входить в городище во время ярмарок, но как-то так повелось, что те никогда так не делали. Это было негласное правило. Торговать торгуем, но никто ни к кому не лезет. Вы не заходите за городскую стену, мы не трогаем ваш лагерь на берегу. Правило всех устраивало. Конунги Истигарда, как и старшина вендов, не желали новой войны и старались избежать любых столкновений.
Год назад стражники точно бы остановили идущего рокси, но на сегодня настроение верхушки изменилось, и простые дружинники это почувствовали. Раз посадник и вся старшина пирует с конунгом руголандцев, то, может, и этот туда же. Пусть сами разбираются…
Ольгерд прошел в воротную арку, стараясь не обращать внимания на хмурые преследующие взгляды. «Дальше куда?» — Он осмотрелся по сторонам. Выбора особого не было. Всего одна улица посреди низких, врытых в землю домишек. Двинувшись по ней, Ольгерд вскоре вышел на площадь. Здесь сразу почувствовалось — народ живет побогаче. Высокие заборы, резные коньки на крытых дранкой крышах.
«Должно быть, здесь. — Его взгляд остановился на выделяющихся среди прочих воротах. — Чай, дочь ихнего конунга». Теперь оставалось найти место, откуда он мог бы все видеть, но сам не бросался в глаза. С этим возникли трудности. Площадь была практически пуста. Пяток мальчишек, возящихся в пыли, мужик, загоняющий телегу в ворота, да еще пара теток у забора, старательно делающих вид, что появившийся чужак им совсем не интересен.
— Нда-а! — почесал затылок Ольгерд. — Как-то я себе это иначе представлял.
Перейдя площадь, он опустился прямо на траву напротив резных ворот. «Плевать! Будь что будет. Раз пришел, то буду ждать».
Солнце уже скрылось за крышами домов, повеяло прохладой и приближающимся вечером. Ольгерд по-прежнему сидел на земле, откинувшись спиной на колья забора. Он не крутил головой, но боковым зрением отмечал, что мужик, загнав лошадь, не ушел в дом, а вдруг заинтересовался одним из воротных столбов. Болтающих баб тоже прибавилось, и вообще ему стало казаться, будто десятки любопытных глаз следят за ним из всякой заборной щели.
С каждой минутой становилось все неуютней, но Ольгерд решил ждать до конца. «Хоть до утра!» — процедил он про себя, готовясь провести ночь под открытым небом.
Ольгерд уже перестал надеяться, когда калитка в доме напротив приоткрылась и появилась она. Выйдя за ворота, Лада гордо вскинула голову и с вызовом обвела взглядом площадь. Парень вскочил на ноги, а собравшиеся у края площади бабы, отбросив притворство, уже в открытую уставились на посадничью дочку.
Не отрывая взгляда от девушки, Ольгерд двинулся напрямик, пересекая площадь. В этот момент он не замечал и не хотел ничего замечать, кроме устремленных на него синих
