замыслила матушка Этера, это явно будет плохим.
Я провела по предплечьям и стиснула локти – захотелось закрыться, убежать, спрятаться. Жрица говорила загадками, но между строк скользил ответ – надо лишь схватить конец нити и раскрутить весь клубок. Интуитивно я чувствовала, я давно его знала.
– Ребенок из пророчества должен умереть.
Внезапная тяжесть обрушилась на грудь, выбила дыхание. Я стояла ни жива, ни мертва, и только сердце ошалело стучало в ребра.
Дитя из пророчества.
Ребенок человека с равнины и Каменной жрицы.
– А теперь иди, Рамона. Я хочу побыть одна.
Я покинула Верховную в полном молчании. Шла, не разбирая дороги и держась рукой за стену, чтобы не упасть. Привалилась лбом к холодной стене и зарыдала.
Я плакала от безысходности и собственной беспомощности. Разве может песчинка остановить механизм, который уже завертелся? А человек удержать горный обвал, когда камни уже вот-вот посыплются на голову?
Такой слабой и запутавшейся я не чувствовала себя еще никогда, а последние события меня просто добили. Перед глазами мелькали ужасные картины, а я не могла даже вернуть власть над своим разумом, чтобы их прогнать. Чтобы не рухнуть, я села и спрятала лицо в ладонях.
Как можно было быть такой слепой? Как можно было не догадаться? Все случайности были вовсе не случайными, а закономерными. Любовь – а это была именно она, а не просто влечение, как я сперва подумала, – затянула в омут с головой. Собственные переживания вытеснили здравый смысл, ослепили, а в силу возраста мне не хватало мудрости и опыта, чтобы со всем этим справиться.
И как теперь быть?
Только идти наугад в этой темноте, потому что единственный, на кого я могу положиться, очень и очень далеко. А своими чувствами я могу его лишь погубить.
Глава 33. Дурной знак
Реннейр
С раннего утра на площади перед замком царило оживление. Толпилась стража, люди гудели, как пчелы. Я протискивался сквозь людское море, ведомый любопытством и мрачным предчувствием. Народ был так увлечен, что на меня почти никто не обратил внимания.
– Что здесь происходит?
Начальник стражи вытянулся по струнке и сообщил:
– Господин, эта женщина утверждает, что ее ребенка похитили.
Чуть в стороне были слышны стенания, переходящие в горестный плач. Взгляд выхватил сидящую на площади женщину с растрепанными русыми волосами и покрасневшим лицом. Косынка съехала на плечи, подол был грязен и порван местами. Она, размазывая по щекам слезы, качалась из стороны в сторону, а толпящиеся вокруг товарки пытались ее успокоить. Одна совала под нос нюхательную соль, другая – воду, но та лишь отмахивалась.
– Моя девочка-а-а… – неслись всхлипывания.
Наконец, завидев мое приближение, народ расступился и образовал круг.
– Как тебя зовут?
Она подняла мутные глаза, исчерченные ниточками сосудов. Женщина была миловидной, хоть уже и не юной, с крепкими руками настоящей работницы.
– Райла, господин…
Я взял ее за локти, помогая встать. Райла тяжело поднялась, ее колотило и вело в сторону, несчастная вцепилась мне в руку ногтями – совсем как перепуганная кошка, которую снимают с дерева.
– Расскажи четко и ясно, что с тобой произошло.
Но в ответ – лишь вой и сбивчивое бормотание. Я положил обе руки на плечи женщины и встряхнул, чтобы привести в чувство. Она даже не сопротивлялась.
Наконец, смогла выдавить трясущимися губами:
– Мою дочку украли искатели!
Я замер, пытаясь осознать ее слова. Люди за спиной бросились перешептываться, но стража потихоньку оттесняла их прочь. Нечего зевакам уши греть.
– Ты уверена, что это были искатели? Как все случилось?
Обычно я такими делами не занимался, но слова Райлы подогрели интерес. А еще ее лицо показалось мне смутно знакомым.
– А то-о… – простонала она и вытерла кулаком нос. – У них лица были замотаны тряпками, но глаза… Глаза-то не спрятать! Черные, как угли, и злющие-е!.. Моя малышка-а!..
Ответ лишь добавил загадок. Но мало ли что почудилось этой селянке? С чего бы искателям воровать наше дитя? В последнее время появилось слишком много недовольных детьми гор и самим фактом их существования. Может, это тоже происки отца? Возбуждение ненависти в сердцах лестрийцев ему только на руку.
– Мы просто гуляли, собирали цветы, а потом появились они… – губы задрожали, и женщина зажала рот руками, подавляя очередной приступ рыданий. – Просто бросились к нам и стали отбирать моего ребенка! Я была слишком слаба, я не могла ее спасти!
– Я передам твои слова лорду. Мы примем меры, – я сжал вздрагивающие плечи. – Ты увидишь свою дочь.
Женщина безвольно упала в руки подоспевшей подруги. Райла не выглядела подставной артисткой, которой велели разыграть перед зеваками спектакль. Я кожей чувствовал волны боли и безысходности, исходящие от несчастной матери, – такие же, какие источала тетушка Осси, когда я рассказал ей о гибели Криса. А этот страшный пустой взгляд – его невозможно подделать.
В толпе пронзительно завопил какой-то мужичонка, голос его был похож на визг свиньи:
– Отродье! – рядом с ухом просвистел булыжник.
Целился в меня?
Я замер. Медленно повернулся.
Надо же, это кто меня так сильно ненавидит, что осмелился совершить такую глупость? Стражники скрутили зачинщика и под возмущенное галдение толкнули на колени – руки щуплого мужичка не выдержали, подогнулись, и он впечатался лбом в брусчатку.
Взгляд его метался, губы тряслись.
– На нем печать! – ткнул в мою сторону пальцем. – Печать смерти!
– Да он местный умалишенный, – устало вздохнул капитан стражи. – Сбежал из дома милосердия.
Я долго смотрел в глаза этого странного человека: белки мутные, сероватые, веки набрякли, словно он много пил и совсем мало спал. Внезапно тот захлебнулся воздухом, скорчился пополам и забился в судорогах.
– Уведите его отсюда, – бросил я напоследок и зашагал прочь.
Как бы я ни старался убедить себя в обратном, внутри рождалось дурное предчувствие.
Глава 34. Заговор
Ночной Странник мелодично позвякивал, самоцветы качались, повинуясь воле легкого ветерка. Этот ветер вздымал тонкие темные пряди, бросая в лицо женщины – та недовольно морщилась, но не убирала их.
Проскрипела дверь. Лязгнул железный замок.
– Роран?
– Не делай вид, что мой визит для тебя неожиданность, Этера, – резкий голос нарушил тишину сонной ночи. – Не сомневаюсь, что камни донесли тебе обо мне еще задолго до того, как я появился.
Верховная повернулась, скрестив руки на груди. Присела на край подоконника и взглянула на посетителя свысока – так, как умела делать лишь она одна. Вместо жреческого платья на ней была легкая туника до пят. Шаль сползла, оголив изящную шею, кожу которой почти не тронули года.
