class="p1">– А мне что? – спокойно ответил Григорий. – У меня, знаешь ли, фирма на ходу, у меня идет следствие по поводу мертвого тела на наследной площади, у меня жена почти спятила, потому что ее бывшие дружки перегрызлись и ее впутали. Но ничего, Гришка Ржеутский, он двужильный, он русский бывший офицер, ему не привыкать за других возить дерьмо!
– А газета, что там скажут? – нерешительно спросила жена.
– Перебьются, им не впервой, – отрезал Григорий. – Звони и скажи, что улетаешь в отпуск, пускай сами сочиняют, если такие умные. Деньги от них пустяшные, а мороки много. Давно хотел сказать, что пора с ними завязывать, фирма позволяет. Тебе пора передохнуть, и от хозяйства тоже.
– А следствие? – совсем вяло поинтересовалась Наталья.
– Я договорился, ходил к этой, как ее там, сказала, что можешь ехать на любые острова, наше дело маленькое, – у Григория на все был готов ответ. – К тому же квартира моя, и я сам отвечаю на вопросы. Тетка понимает, что не мы Веньку пристукнули, царствие ему небесное. Сам дурак нарвался – любил клубничку погрязнее.
– А если выяснится…, – но Наталья не успела оформить вопрос, супруг понял и поторопился с ответом.
– Вот именно, – веско высказался Григорий. – Только этого нам не хватало для полного семейного счастья! Кого в последние дни пристукнут, так он оказывается у моей жены в друзьях, чтобы не сказать большего. Я прямо не нарадуюсь!
– Гриша, как ты можешь? – возмутилась Наталья.
– Гриша, он все может, – подробно объяснился Григорий Ржеутский, для весомости переведя себя в третьи лица. – Другой бы давно развелся, а Гриша посылает жену отдохнуть на море от тяжелых переживаний. Она страдает, что опять ее бывшего дружка откопали, теперь из под снега. Хорошо что меня не приплетают, а то нашелся бы маньяк Ржеутский. Не утерпел, бедняга, и пошел сворачивать головы всем ее хахалям подряд, невзирая на сроки давности. А их было много! До свадьбы трое, как минимум.
– Ладно, пупсик, я ценю внимание, – согласилась Наталья. – Не нервничай и не выдумывай лишнего. Действительно что-то дикое происходит, лучше быть подальше. Спасибо тебе большое. Мы с Кнопкой шикарно отдохнем, а тут все утрясется. А я, может, на пляже что-нибудь интересное сочиню, мемуарчики там, криминал и мистика.
– Давай, Туська-зайка, развлекись, – охотно напутствовал идеальный муж. – Да, дурачок тот, Володя твой тоже смылся, не успел приехать, как обратно рванул когти. Ты с ним больше не заводись, он скользкий, гнида!
№*** ***
Не успели лучи зимнего солнца тронуть ледяные заросли на окнах отдела прозы издательства «Факел», и лампы на столах остаточно бледно светились, как раздался осторожный стук в дверь. Потом повторился решительнее.
– Входите, не церемоньтесь! – радостно отозвалась младший редактор Ванда Строева,
она по большей части сидела в помещении одна и приветствовала любую компанию.
– Можно? – дверь отворилась, и в комнате возникли два юных создания.
Две очень молоденькие девушки, с виду разные, но в одинаковом смущении. Одна потемнее, высокая и тоненькая, другая – светлая, большая и плотная, с румяными херувимскими щеками и роскошной толстой косой.
– Заходите, девушки, – радушно позвала Ванда. – Чем могу?
– Нас, нет нам, нет, все же нас, просили передать, – сообщили юные создания вразнобой. – Э-э… Екатерине Дмитриевне, да, Екатерине Дмитриевне Малышевой. Вот это. Положить ей на стол лично. Можно?
– Очень даже, – развеселилась Ванда. – Вот только вы знаете, милые барышни, что Екатерина, гм, Дмитриевна здесь бывает нечасто, скорее даже редко, так что ваш конвертик не лучше ли завезти ей на дом?
– Нет, нет, нас просили так, – обеспокоилась барышня с косой. – Положить ей на стол или чтобы передать лично в руки, но не звать ее. Как появится, только.
– Хорошо, не будем, как скажете, – охотно согласилась Ванда. – А от кого? Что передать?
– Ничего не передавать, – проговорила та же девочка, курьерские инструкции она заучила хорошо. – Положить на стол и отдать, когда появится. Спасибо.
Девушки дружно заторопились, и, положив конверт на указанный стол, выскочили, но сказали "До свиданья!".
– Детский сад, да и только, – произнесла Ванда для себя и, рассматривая конверт со всех сторон, стала бормотать вслух. – Связался черт с младенцем, вернее, с двумя сразу.
Когда чайник вскипел, Ванда заварила пакетик с липой, а конверт немножко подержала над паром. "Небось Малышева не очень обидится, к тому же и не узнает, а мне здесь скучно до чертиков, хоть полюбуюсь, что ей девицы в клювиках притащили по секрету", – думала Ванда, беззастенчиво разнимая конверт. Там лежала белая бумажка, сложенная вдвое, чистая с одной стороны, а с другой разрисованная. "Батюшки мои!" – мысленно ахнула Ванда. – "Не иначе, как наша Катя ищет клады по наводке!"
Кто бы ни рисовал подходы к сокровищам, но сделал это просто шикарно. План в центре листочка был исполнен тушью в старинной технике и смотрелся, почти как гравюра. Внизу через пустое пространство тянулись две параллельные линии, иногда плавно изгибаясь. Над ними витала надпись: маршрут № 26, в конце пути значилось слово "конечная". От "конечной" сразу брала начало пунктирная тропа, ведущая вверх, с многочисленными стрелками в пунктире.
Судя по четкому изображению, в начале тропка-пунктир пересекала жилой однородный квартал, там в порядке располагались одинаковые квадраты, далее тянулась вверх сквозь кудрявую растительность к овальному пруду, огибала водоем, и вновь, через насаждения подходила к иным параллелям, потолще и помассивнее, пересекала их по мостику и выводила на загадочные просторы, на город непохожие. Там среди хорошо прорисованных куп и прямых углов раскинулись малоэтажные строения, в количестве четырех или пяти.
Пунктир со стрелками, попетлявши среди них, указывал на домик о двух этажах, с приметной двускатной крышей. Не останавливаясь у порога, стрелка взбиралась по воздуху на уровень второго этажа и упиралась в мансардное окошко. Ни обозначений улиц, ни номеров домов в картинке не значилось – указанный дом был без номера и числа, улица без прозванья. Лишь в самом низу листка, далеко под чертежами размещалась красиво выпечатанная цитата из шлягера былых времен.
"Это было недавно, это было давно." – гласила надпись, и никаких разъяснений или подсказок план-карта не предусматривала.
– Однако же, – вслух сказала Ванда, мыслить молча ей надоело. – До чего таинственно, сил нет пошла бы туда сама, но зачем, пока не придумала. Может, Малышева знает? Спросить у нее, что ли?
Не отвечая себе на неуместный вопрос, Ванда вышла из отдела, и толкнулась в коммерческую структуру напротив, где в былые времена находился отдел поэзии. Ныне Миша Фридман редактировал в Тель-Авиве газету на русском языке и жаловался в письмах на скучную провинциальную жизнь, а Лиза Виноградская,
