Король посчитал это знаком, что они готовы воевать. Но это было не так. Постепенно нараставшее недовольство начало уступать место подспудному чувству страха. Слухи о грозной силе шотландцев множились, и зловещее затишье на границе только нагнетало тревогу.
1 июня лорд Арунделл в сопровождении блестящей свиты, в форме графа-маршала Англии перешел Твид и ступил на землю взбунтовавшегося королевства Шотландии. В первой же деревне он зачитал собравшимся босым женщинам и глазевшим на все с удивлением детям обращение короля Карла, призывавшего своих подданных к повиновению. При этом не было замечено ни одного мужчины. Когда церемония закончилась, женщины предложили продать солдатам яйца и молоко. Затем солдаты Арунделла, купив какое-то количество яиц, вернулись обратно.
На следующий день в праздник Пятидесятницы Карл слушал проповедь в своем шатре. К вечеру пришли известия, что войска шотландцев под командованием Лесли находятся в одном дне пути от Келсо. Пришло время действовать. Тысяча кавалеристов, которыми командовал лорд Холланд, вышла в направлении Келсо на следующий день с первыми лучами солнца. Порядок войск на марше вызвал ссору между графом Холландом и графом Ньюкаслским. Валлийские части, или, как их называли, войска принца Уэльского, которые находились под командованием графа Ньюкаслского, получили от Холланда приказ занять место в тылу. Граф потребовал поставить их только в авангард, сказав, что предпочтет свернуть знамена валлийцев, но не даст их опозорить.
Кавалерию в начале марша сопровождали 3 тысячи пехотинцев, но Холланд не принял во внимание скорость их движения, и, когда подошел к Келсо, пехота осталась где-то далеко позади. Положение становилось опасным; летний день клонился к закату, вокруг был обманчиво мирный пейзаж, но покатые холмы, поросшие кустарником, представляли собой идеальное место для укрытия. И тут Холланд увидел многочисленные колонны шотландской пехоты, выстроившиеся полумесяцем и приближавшиеся к его отряду. Он отдал приказ своим людям остановиться. Шотландцы также остановились. Обе стороны взирали с подозрением друг на друга. У шотландцев был всего лишь небольшой кавалерийский отряд, но пехота выглядела вполне профессионально и подавляла своей численностью. Холланд отправил трубача к Лесли с требованием отступить, трубач вернулся с ответом, что отступить следовало бы Холланду. Не зная, что предпринять, он все же развернул свою кавалерию и бежал, преследуемый криками презрения шотландцев.
Новость об их позорном бегстве быстро распространилась по окрестным деревням. Тем временем в Бервике два офицера короля, облокотившись на парапет моста, рассуждали, какая участь ждет отправившихся в поход кавалеристов. Их разговор грубо прервал проходивший мимо шотландец, который сообщил им о бегстве Холланда. Известие подтвердил лично Холланд, вернувшись вместе со своим отрядом. Чтобы скрыть свой позор, кавалеристы распустили слух, что их сознательно хотел заманить в ловушку случайный проводник и что винить следует только его. Это был, как они рассказывали, один из местных жителей, подосланный Арунделлом, и к тому же католик. Было не совсем логично подозревать в содеянном католика, ставшего на сторону ковенантеров, но кавалеристы короля не блистали логикой. Разгневанный Арунделл встал на защиту проводника-разведчика на том основании, что принес много пользы в борьбе с шотландцами еще в правление Елизаветы.
Как раз в это время король получил личное послание от лорда-наместника Ирландии. Вентворт, испытывавший все большее беспокойство по поводу происходивших событий, тревожился, как бы король не потерпел военное поражение от своих взбунтовавшихся подданных. Он направил к королю энергичного шотландца Джона Лесли, епископа Рафо из Ольстера. Преданный ему и достойный доверия клирик пытался убедить короля отказаться от своего плана вторжения в Шотландию этим летом. Карл все еще колебался, в то время как армия ковенантеров во всеоружии уже показалась на противоположном берегу Твида. Она работала быстро и сноровисто, устроив лагерь, разбив палатки и соорудив временные постройки из дерева и торфа. Король внимательно наблюдал за ними через подзорную трубу, и его не испугала их близость и многочисленность.
Хотя местные фермеры решили продавать свою продукцию только англичанам, которые платили довольно скупо, шотландцы, независимо от этого, сумели правильно организовать свое снабжение. Александр Лесли смог добиться многого – было удивительно видеть в этом невысоком и невзрачном, с уродливой внешностью человеке такую властную волю. Его отличала дружественная манера общения, но в то же время он твердо придерживался своих принципов, что помогало ему договариваться с непреклонными шотландскими лордами, которые были в его подчинении в ранге полковников. Идеальный порядок в лагере шотландцев был в основном его заслугой. И здесь ему пришли на помощь молодые клирики, которые не только молились и страстно проповедовали, но и владели оружием, подобно солдатам, и работали вместе с ними на строительстве укреплений и рытье окопов.
Каждая рота имела свое боевое знамя, на котором золотом были вышиты слова «За Христовый венец и Ковенант». И в большинстве подразделений был свой волынщик или скрипач для поднятия духа солдат. Это был крепкий народ, не в пример англичанам, закаленный в труде и боях.
Несмотря на то что за полтора года разные люди пришли в партию Ковенанта, религиозное чувство в ней не угасло, за веру люди шли на войну. Даже сэр Томас Хоуп, расчетливый честолюбивый юрист, рассказывал, что в ответ на его молитву он почувствовал, как Бог прошептал ему: «Я сохраню и спасу мой народ». Простой народ не имел никакого материального интереса в войне, полагался только на свою совесть и искренне верил, что Бог на его стороне. Ночами и по утрам в шотландском лагере слышалось пение псалмов, громкие и страстные молитвы возносились к небу. Следует признать, что случались и потасовки, сопровождаемые бранью, но в условиях такой скученности людей избежать подобных инцидентов не представлялось возможным.
В королевском стане царила иная атмосфера. Король, молившийся в своем шатре, представлял себе войну не только как войну за веру, но и как борьбу за власть. Но это война была не за веру ни для лордов Холланда и Ньюкасла, готовившихся к дуэли на французский манер, ни для сына сэра Уиндебэнка, который с тоской вспоминал дорогие лондонские увеселения, ни для сэра Эдмунда Верне, королевского знаменосца, который не считал войну необходимостью, ни для фермеров и пастухов из Херефордшира и Саффолка, Линкольна и Ланкашира, которых против их воли погнали к границе и которые думали о том, как их семьи будут выживать, и о том, как те, кто остался в родных местах, будут ухаживать за их подругами на июньском сенокосе. В отличие от шотландцев, у них не было священников, которые наставляли и вдохновляли бы их. Самых нерадивых священников англиканской церкви сорвали с их насиженных мест и отправили в армию в
