и бородку, и усы.
– Там небольшое раздражение, – заметил он, глядя на мой подбородок. – И щека уже припухла. У тебя, похоже, будет нехилый синяк от такого удара.
Надо сказать, последнее, что волновало меня в этот момент – это разливающийся на лице синяк. Я сидела, словно завороженная и его нежными прикосновениями, и его вниманием. Я даже представить не могла, чтобы Мартин был таким заботливым. И в то же время я не могла не думать о погибшем муже и о том, какое с моей стороны предательство – разделять это интимное мгновение с другим мужчиной.
Открыв баночку, Мартин нанес мне на подбородок мазь с резким духом ментола и кончиками пальцев принялся осторожно втирать ее мне в кожу. Вдохнув запах перечной мяты и алкоголя, идущий от его пальцев, я невольно поморщилась.
– Извини, – молвил он, попытавшись втирать мазь еще бережнее. – Тебе придется подождать, пока все впитается, прежде чем снова нацеплять усы и бороду.
Все происходящее казалось мне чем-то нереальным. Странно и нелогично было ожидать, чтобы Мартин – управляющий отцовской плантацией, человек, который больше должен был быть предан здешнему семейству, нежели мне, совершенно незнакомой ему особе, – вдруг взялся мне помогать. Зачем ему это надо? Однако я настолько была оглушена его близостью, его запахом, даже тем, как он всем телом склонялся надо мной, что не способна была ясно мыслить.
Я нервно облизнула пересохшие губы, и взгляд Мартина приковался к ним на несколько мгновений.
– Должен сказать, – снова поглядел он мне в глаза, – как женщина ты намного привлекательнее, нежели в мужском обличье.
Я попыталась изобразить улыбку, но тщетно.
– Почему ты мне помогаешь? – спросила я.
– Потому что ты мне по душе.
Он произнес это настолько непринужденно и беспечно, словно в том, как мы с ним познакомились и сдружились теснее, не было ничего неестественного. Я только всеми силами постаралась отогнать от себя мысль: что он подразумевал под этими словами «по душе»?
– А как же мои сестры? – спросила я после неловко затянувшейся паузы. – Надо полагать, тебя жизнь этого семейства не слишком беспокоит.
Если все именно так – то что это говорит о его натуре? Насколько я поняла, Мартин долгие годы работал на моего отца. Неужто у него не осталось никакой преданности семье? Не скажу, чтобы я сетовала на его желание мне помочь, – но все же меня эта неверность настораживала.
Поднявшись на ноги, Мартин принялся собирать со стола предметы аптечки.
– Не больше, чем сами они беспокоятся о моей жизни. У нас с ними исключительно трудовая договоренность. Я свободный человек и в любой момент, если захочу, вправе сменить работу или хозяина. – Он сунул футляр обратно в ящик комода. – Земля может быть продана, выкуплена или передана от одного человека другому. Она не будет принадлежать одному человеку или одному семейству до конца времен. У нас тут не монархия.
То есть одно из двух: или я на самом деле ему нравлюсь, или он пытается войти ко мне в расположение, рассчитывая, что я продам ему свою долю.
Он резко задвинул ящик.
– Кстати, ты когда-нибудь задавалась вопросом: как дон Арманд заполучил такую огромную плантацию какао?
Его вопрос не только был для меня неожиданным, но и нес в себе невысказанное возмущение.
– Нет, – ответила я. – Когда он уехал из Испании, я была еще так мала, что никогда не спрашивала, как он сделал себе такое состояние.
Мартин сложил руки на груди.
– Что же, ответ ты можешь найти в запертом ящике стола у него в кабинете.
– В ящике? – переспросила я. В том самом, видимо, что я уже пыталась открыть. – А где от него ключ?
– Нисколько бы не удивился, унеси он его с собой в могилу, – фыркнул Мартин.
– В таком случае ты, может, поведаешь мне сам, что там, в этом ящике?
Не стану же я перерывать весь дом в поисках некоего таинственного ключа!
– Нет, я и так уже сказал тебе достаточно. Даже, может быть, чересчур.
В этот момент в дверь постучали.
– Дон Мартин! Bolones уже готовы!
Я торопливо собрала свои вещи. Прежде чем я снова нацепила свою маскировку, Мартин внимательно поглядел на меня и произнес:
– Надеюсь, очень скоро вновь увижу тебя без этой бороды.
Глава 33
Со мной определенно творилось что-то не то! Как я могла увлечься другим мужчиной так скоро после гибели мужа!
Это же аморально! Это грех!
Но я ничего не могла с собой поделать. Мартин действовал на меня на каком-то животном уровне. Меня никогда не влекло так к Кристобалю, как сейчас к Мартину. Даже на ранних стадиях наших отношений с мужем. И близко было не сравнить ту холодноватую физическую близость и ничем не примечательное общение с Кристобалем за все восемь лет нашего брака с теми физическими ощущениями, что пробуждал во мне Мартин, даже когда мы просто с ним сидели за столом.
Пока мы ели приготовленные Майрой bolones – изумительного вкуса жареные шарики из плантана с сырной начинкой, – я всеми силами старалась игнорировать и то, как щекотно покалывало у меня в животе, и то, в какой близости мои руки оказывались на столе по отношению к ладоням Мартина, и то, как он внимательно ухаживал за мною за обедом. Как он своевременно справлялся, не нужно ли мне соли или не желаю ли я попробовать местный соус aji[70]. А ведь совсем недавно его заботило лишь то, чтобы своевременно доливать в наши стаканы спиртного. И почему я больше не способна вернуться к недавней непринужденности нашего общения? Почему теперь не получается сосредоточиться на том, что он рассказывает?
Потому что мне уже было не отмотать время назад. Мартин видел меня обнаженной. И он знал, что я – женщина. Теперь он глядел на меня совсем иными глазами. И даже тон его речи поменялся. Он знал обо мне такое, чего не знал никто в этих краях.
«Соберись-ка, Пури. Будь внимательнее. Сосредоточься».
Мартин рассказывал мне что-то из той поры, когда он учился в старшей школе. О том, как они с одноклассниками готовили праздничный выпускной ланч для учителей – компании мрачных салезианцев[71] с неуемным аппетитом – и вместо цыплячьих крылышек подсунули тем лягушачьи лапки.
Меня аж передернуло.
– И что, вас застукали?
Мартин помотал головой.
– Они аж пальчики облизали, когда все доели! Я, кстати, тоже попробовал, – похлопал он себя по впалому животу.
– И как?
– Да ничего. Похоже на кролика. – И, подхватив кувшин с водой,