Герман - брезентом, но ничего не получилось. Наверное, на чехле прорвалась асбестовая подкладка, вот он и вспыхнул от раскаленного цилиндра аварийного мотора.
- А может, не чехол загорелся, а произошло короткое замыкание, - предположил Черевичный.
- Нет, Иван Иванович, я перед тем, как лечь отдыхать, выключил аккумуляторы. Это все чехол. И я один виноват и нет мне оправдания, - обреченно сказал Мякинкин.
Отдыхать времени не было, и все разошлись выполнять приказ Кузнецова. Вместо Патарушина поиском остатков продовольствия занялся вместе со мной Марк Трояновский. К нашей великой радости, среди обгорелых останков самолета мы нашли 19 банок мясных консервов, 4 обгорелых буханки хлеба и большой ком расплавившегося шоколада килограммов на восемь.
Эти запасы вполне можно было растянуть дней на десять. Гибель от холода нам тоже не угрожала, поскольку запас топлива был у нас вполне приличный: бочка бензина литров на триста, да еще в баках правой плоскости сохранилось литров семьсот. Механики тут же принялись конструировать камелек из листов дюраля и трубок гидросистемы, пообещав, что к утру печка будет готова. Предложение Падалко, к счастью, оправдалось. Бортмеханик Мохов извлек из отвалившегося мотора целехонькое магнето, а Патарушин уже начертил схему искровой радиостанции.
Мы так увлеклись работой, - продолжал Аккуратов, - что позабыли, что ели последний раз часов восемнадцать назад.
Все получили по сто граммов подгорелого хлеба, по 25 граммов шоколада и по банке консервов на двоих.
Едва мы принялись за еду, Черевичный насторожился:
- Слышите - гудит? Никак самолет?
- Самолет, самолет, - раздался крик Патарушина, копавшегося у машины.
Всех словно ветром выдуло из палатки. Мигом собрали в кучу промасленные тряпки, остатки самолетных чехлов и подожгли. Столб черного дыма поднялся к небу, завиваясь кольцами. А вскоре на фоне поголубевшего неба показалась черная точка. Она быстро увеличивалась. Самолет шел прямо на нас, но вдруг изменил курс и ушел на северо-восток. Неужели он не заметил наших сигналов? Хотя на фоне бесчисленных темных трещин и разводий это вполне могло случиться. Я ведь сам не раз искал в Арктике пропавшие самолеты и на льду, и в тундре. Проходишь прямо над ними и ничего не видишь. Только радио и помогало. Сообщат: вы идете на нас, подверните правее... а мы тут как тут.
- Ладно, ничего тут не поделаешь, - сказал Иван Иванович, никогда не терявший оптимизма. - Пойдем сначала попитаемся, а потом и подумаем, что делать дальше.
- Валентин Иванович, - позвал меня Кузнецов, - вы, кажется, участвовали в поисках Леваневского?
- Да, Александр Алексеевич, - ответил я. - Но тогда была полярная ночь и у нас не было ни опыта, ни соответствующей техники. Не то, что сейчас.
- А какова вероятность нашего обнаружения?
- Если радио будет - то стопроцентная, - уверенно сказал я, - а если нет, то по закону случайности.
- Почему случайности, - не согласился Кузнецов. - В инструкции экспедиции есть схемы поисков. Прочесывание галсами каждые пять километров.
- Это весьма сомнительно. Ведь на галсы может не хватить горючего. От земли мы далеко забрались, километров тысячи на полторы. В базовом лагере запасов горючего - не разлетаешься.
- Будет вам радиостанция, - сказал Патарушин, высовываясь из спального мешка. - Осталось только разрядники доделать. Завтра утром выйду в эфир со своими позывными.
- Спасибо, Герман, - сказал Кузнецов, - а теперь всем отдыхать, набираться сил. Работы завтра предстоит много.
Но мне не спалось. Поворочавшись в спальном мешке, я выбрался, надел реглан и отправился посмотреть аэродром. По дороге меня догнал Черевичный. Мы долго бродили по взлетной полосе, придирчиво рассматривая каждую трещинку.
- Полоса нормальная, - сказал Черевичный, - но мне что-то небо не нравится. Смотри, какие перистые облака пошли. Боюсь, циклон нагрянет. Начнет пуржить - всю полосу переметет. Да и подвижки могут начаться.
И вдруг мы оба отчетливо услышали гул моторов. Самолет. Прямо на нас на малой высоте шел самолет. Но, не дойдя километров двух, он отвернул вправо. Затем сделал коробочку. Одну, другую. Мы уже разглядели номер машины.
- Это же Осипов! - воскликнул Черевичный, размахивая шапкой. - Но почему он не садится?
Этого никто из нас понять не мог. Ну не боится же он? Вроде бы полоса нормальная. Да и Борис Семенович один из опытнейших полярных летчиков. Пока мы мучались сомнениями, самолет неожиданно, качнув крыльями, пошел на посадку и, проскользив на лыжах до конца полосы, остановился. Из кабины высыпали люди и медленно направились к нам. Мы с Черевичным двинулись им навстречу. И вдруг кто-то из прилетевших крикнул: "Иван Иванович, Валентин! Живы, живы!" - и все бегом бросились к нам. Сколько радостных возгласов, похлопываний, объятий. Мы словно опьянели от радости.
- Что же ты, Борис, так долго не садился? Полосы, что ли, не разглядел?
- Послушай, Иван, - удивленно спросил Осипов. - А где же твой самолет?
- Мы еще в первый полет разглядели и палатку и людей, а самолета-то не видно. Вот и решили, что это американская научная база, вроде нашей дрейфующей станции. Сначала боялись нарушить нейтралитет, а потом подумали: может, американцы терпят бедствие. Вроде бы рядом полюс, стоит палатка, бегают люди, а никакой техники не видать. Вот и решили: была не была - сядем, а там уж и поглядим, что к чему. Только все же где твой самолет?
- Вон там его остатки под снегом, - показал Черевичный рукой. - Нету его, сгорел.
Вскоре мы уже распивали кофе на пути домой.
- Вот так это было, - сказал я, заключив свой рассказ.
- Веселенькая история, - сказал Никитин, покачав головой. - А ведь никто об этом и слыхом не слыхал. Вот она, наша пресловутая секретность.
- Вот и вся история, - заключил я свой рассказ. - Так что без ЧП все же не обошлось. Но, к счастью, все окончилось благополучно. Главное, люди целы. А самолет - его списали. Как-никак Арктика.
- Пожалуй при наших порядках самолет легче списать, чем обыкновенный спирт, - сказал Зяма, вспомнив случай, рассказанный кем-то в Арктическом институте. Самолеты улетают из Москвы на ледовую разведку. Как и положено, каждый экипаж перед вылетом получил изрядный запас спирта для борьбы с обледенением. Ничего другого пока не придумали. Так вот, спирт почти весь выпили в Москве, уверенные, что в Архангельске наверняка получат новый. И надо же под Череповцом экипаж сел на вынужденную. Самолет сактировали, а спирт никак
