Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Был ли Джон действительно под подозрением?
Он убрал руку.
– Его имя у всех на устах, с самого начала. Викери только о нем и говорит. Решил, что Натали была буйной, – значит, вероятно, и Джон такой же. К тому же он приезжий, и ты знаешь, что каждый приезжий внушает подозрение.
– У тебя есть доказательства вины моей матери, Ричард? Или это остается подозрением?
– Завтра мы получим ордер на обыск ее дома. Может быть, зубы найдем. Говорю тебе это только по дружбе. Из уважения и доверия к тебе.
– Хорошо, – сказала я. На колене зажглось: «слабость». – Мне надо увезти оттуда Эмму.
– Сегодня ничего не произойдет. Возвращайся домой и поужинай, как обычно. Веди себя как можно естественнее. Завтра возьму у тебя показания, они помогут следствию.
– Она морит нас с Эммой. Травит нас лекарствами; похоже, какими-то ядами, – меня снова затошнило.
– Камилла, почему ты ничего не сказала мне об этом раньше? Тебе бы сделали анализы. Это же ценное свидетельство! Черт.
– Спасибо за заботу, Ричард.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты не в меру чувствительна?
– Да, и не раз.
* * *
Гейла стояла у двери, как призрак на страже нашего дома на вершине холма. Потом она мгновенно исчезла, и, пока я ставила машину под навес, в столовой зажегся свет.
Ветчина. Я почувствовала ее запах еще из коридора. С листовой капустой и кукурузой. Все сидели за столом, как актеры на сцене театра. Сцена первая: ужин. Во главе стола восседает мама, по бокам от нее – Алан и Эмма, напротив приготовлен прибор для меня. Гейла выдвинула стул, тоже для меня, и ушла на кухню, шурша своим медицинским халатом. Мне стало не по себе – за последнее время я видела слишком много медсестер. Внизу, как всегда, шумела стиральная машина.
– Привет, моя дорогая, как прошел день? – слишком громко спросила меня мама, перекрикивая шум. – Садись, мы тебя ждем. Хотели поужинать всей семьей, ведь скоро ты уезжаешь.
– Скоро? Почему?
– Твоего дружка вот-вот арестуют, дорогая. Только не говори, что я знаю больше, чем репортер. – Она посмотрела на Алана, затем на Эмму, улыбаясь, как любезная хозяйка, подающая аперитив. Потом позвонила в колокольчик, и вошла Гейла, неся на серебряном подносе дрожащий, как студень, кусок ветчины, украшенный кусочком ананаса, сползающим набок.
– Порежь сама, Адора, – сказал Алан в ответ на ее удивленно поднятые брови.
Мамины светлые волосы заколыхались над столом, когда она склонилось с ножом над блюдом. Отрезав несколько ломтей толщиной с палец, она пустила блюдо по кругу. Когда Эмма предложила мне ветчины, я покачала головой и передала блюдо Алану.
– Значит, ветчину ты так и не ешь, – пробормотала мама. – Все никак не перерастешь это ребячество, Камилла.
– Если нелюбовь к ветчине считать ребячеством, значит нет.
– Как ты думаешь, казнят ли Джона? – спросила меня Эмма. – Отправят ли твоего голубка в камеру смертников?
Мама нарядила ее в белый сарафан с розовыми лентами и заплела ей волосы в две тугие косы. От нее исходила злость, точно зловоние.
– Смертная казнь в Миссури есть, и, конечно, за эти убийства должны казнить, если считать, что казнить человека вообще допустимо.
– А как казнят, на электрическом стуле? – поинтересовалась Эмма.
– Нет, – ответил Алан. – Давай-ка лучше ешь.
– Делают смертельную инъекцию, – прошептала мама. – Преступника усыпляют, как кошку.
Я представила, как мама лежит на каталке, пристегнутая ремнями, и любезничает с врачом, пока он не ввел ей иглу. Смерть от яда – это как раз для нее.
– Камилла, если бы ты могла стать любым сказочным персонажем, то кем бы ты стала?
– Спящей красавицей.
Вот было бы чудесно прожить всю жизнь в сладких снах.
– А я бы хотела быть Персефоной.
– Я не знаю, кто это, – призналась я.
Гейла положила мне в тарелку капусты и свежей кукурузы. Я стала есть через силу, по зернышку – каждое жевательное движение вызывало у меня рвотный спазм.
– Это владычица мертвых, – сияя, пояснила Эмма. – Она была очень красивой. Ее похитил Аид, он увел ее в подземное царство и сделал своей женой. Ее мать рассердилась и заставила Аида вернуть дочь. Но Персефона будет с ней только шесть месяцев в году. С тех пор она проводит половину жизни с мертвыми и половину с живыми.
– Эмма, и чем тебя привлекает этот жуткий персонаж? – спросил Алан. – Иногда ты меня пугаешь.
– Мне Персефону жаль. Когда она возвращается к живым, люди ее боятся, зная о том, откуда она пришла, – пояснила Эмма. – И даже с матерью она не может быть счастлива, потому что ей придется вернуться в подземное царство. – Эмма улыбнулась Адоре, затолкала в рот большой кусок ветчины и довольно захихикала.
– Гейла, мне нужен сахар! – закричала Эмма в сторону кухни.
– Эмма, позвони в колокольчик, – посоветовала мать. Она тоже не ела.
Гейла принесла сахар и щедро посыпала ветчину и лом тики помидоров на тарелке Эммы.
– Я хочу сама, – проныла Эмма.
– Пусть Гейла посыплет, – сказала мама. – Ты меры не знаешь.
– Камилла, а ты будешь грустить, когда Джон умрет? – спросила Эмма, обсасывая кусок ветчины. – Ты больше бы грустила по Джону или по мне, если бы я умерла?
– Я ничьей смерти не желаю, – ответила я. – По-моему, в Уинд-Гапе ее уже и так было предостаточно.
– Правильно-правильно! – поддержал меня Алан. Как-то слишком весело.
– Некоторые люди должны умереть. Например, Джон, – продолжила Эмма. – Даже если он не виновен, все равно пусть лучше умрет – и так убивается по сестре.
– Следуя твоей логике, я тоже должна умереть, потому что у меня умерла сестра и я по ней горюю, – сказала я и прожевала еще одно кукурузное зернышко. Эмма в задумчивости посмотрела на меня.
– Возможно. Но ты мне нравишься, поэтому надеюсь, что нет. А ты как думаешь? – обратилась она к Адоре.
Я заметила, что, обращаясь к ней, она никак ее не называла – ни мамой, ни даже Адорой. Как будто не знала, как ее зовут, но старалась не подавать вида.
– Мэриан умерла очень, очень давно, и я думаю, может, лучше бы и мы ушли вслед за ней, – устало сказала мама. Потом добавила бодро: – Но мы живы, и слава богу.
Она позвонила в колокольчик, пришла Гейла и стала собирать тарелки, обходя стол с усталым видом старой волчицы.
На десерт был кроваво-оранжевый шербет. Потом мама незаметно исчезла из-за стола, вернулась из буфетной с двумя узкими хрустальными бокалами и розовыми влажными глазами. У меня скрутило живот.
– Мы с Камиллой выпьем в моей спальне, – сказала она дочери и мужу, поправляя волосы перед зеркалом в серванте. Она к этому подготовилась – догадалась я, – уже надела ночную рубашку. И я пошла за ней, покорно, как когда-то в детстве.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
