душой. Я бы понаблюдал за вашим прелестным трио и дальше, но стоило мне чуть оступиться, и твой зверь тут же взял след. Этот твой Клык — настоящая заноза в заднице, ты согласен? Такая мелочь, а пришлось из-за нее прервать мои каникулы раньше срока и вернуться к этому сборищу идиотов, пока они вконец не испортили все своей самодеятельностью.
Равнодушно, будто от праздного безделья, Райз поинтересовался:
— Что ты с ним сделал?
Нестерпимо хотелось, чтобы под рукой оказалась глефа, и он мог покромсать сидящую перед ним сволочь на куски, а затем затолкать их в его же пасть. Но глефы не было. И с руками, чтобы ее держать, не сложилось.
Досадно.
Ц-Цузу расплылся в очередном оскале.
— Беспокоишься о зверушке? — промурлыкал он. — Как это очаровательно. А когда я увижу, как ты раскаиваешься, что ты так грубо с ним обращался, но теперь тебе никогда не загладить вины? У вас, людишек, такие выразительные лица.
— Что ты с ним сделал? — сдержанно повторил Райз.
— Ой, да какая разница? Что было, то прошло.
— Ты хотел, чтобы я задавал вопросы. Я их задаю.
— Не наглей, человек, — беспечность в интонациях Ц-Цузу сменилась угрозой.
Райз глухо рассмеялся.
— Определись уже, чего сам хочешь. Или хотя бы дай мне расписание смен твоего настроения, чтобы я под них подстраивался.
Он скептически изогнул бровь, когда рука Ц-Цузу оказалась внутри его груди, разорвав наложенные Къяртом швы.
И как только он докатился до такого? Почему Фелису обязательно нужно было втянуть его в историю, которая лишит его покоя, жизни, всех четырех конечностей и, быть может, в недалеком будущем, и рассудка? Проклятые некроманты и иже с ними.
— Что-то забыл там в прошлый раз? — участливо поинтересовался Райз.
— Ничего, — скупо ответил Ц-Цузу и разочарованный полученной реакцией, или, вернее, отсутствием таковой, убрал руку.
— Так что ты сделал с моим гривом?
Ц-Цузу фыркнул.
— Он все никак не хотел отцепиться. Несносный зверь. Пришлось сломать ему лапу. А может, две. Или все четыре, а заодно и шею? Уже и не помню, как все было.
— Потеря головы плохо сказывается на памяти? — с сочувствием спросил Райз.
Крикун собрался ответить, но его отвлекли.
Сквозь стену многогранника просочились двое: парень с имплантами и неизвестное существо, которое могло навестить Райза только в горячечном бреду. Облаченное в длинную тунику, оно парило в воздухе, хотя вполне могло воспользоваться четырьмя парами длинных, отдаленно напоминающих паучьи, конечностей, что росли из его спины. Быть может, когда-то они и использовались для передвижения, но насмотревшись на прямоходящих товарищей, тварь решила, что ничем не хуже, и не только приняла вертикальное положение, но и научилась левитировать. Хотел бы Райз заглянуть ей в глаза, но ее лицо скрывала совершенно гладкая, без единой выемки или рисунка маска.
— Чего так долго? Не мог найти ботинки? — зло спросил Ц-Цузу.
— Я восстанавливал отару, господин Ц-Цузарравальш, — из-за маски донесся чистый и высокий, словно синтезированный машиной, голос. — Неугасающий нанес серьезный…
— Да какое мне дело до твоих проблем? Вот, поправь, — он указал на Райза.
— Хорошо, господин Ц-Цузарравальш.
Существо, вероятно являющееся Швеей, за которой послал крикун, подплыло к скорлупе и раскинуло в стороны лапы. Их кончики вспыхнули, сквозь сегменты просочилась золотая крупа, сформировала струящиеся по воздуху нити. Они потянулись к Кальдеору, принесшему обрубки, что не так давно были конечностями Райза; обвили их, проткнули места среза и подняли в воздух.
— Где еще одна нога? — сварливо поинтересовался Ц-Цузу.
— Стирающая Явь Расщепляющая Шикти уничтожила ее.
— По-твоему, я этого не видел? Эта дура себя не контролирует, а ему из-за этого на одной ноге прыгать?
— Но что я могу сделать?
— Не задавать тупые вопросы, а принести вторую ногу? Укради, оторви, раз запамятовал, где брать. Куда ты собрался?!
— Но Ц-Цузу, ты же сам сказал…
— И ты знаешь нужный размер?
— Нет.
— Швея, отдай ему нижнюю конечность.
Золотые нити протянули отсеченную старшим Тааном ногу обратно к Кальдеору. От созерцания летающих в воздухе туда-сюда конечностей — его собственных — Райза замутило. Пускай это чувство и существовало только в его голове — все же желудок был слишком мертв, чтобы возмущаться, — зрелище все равно получилось отвратным.
— Переборщил Пастырь, когда приручал его, сильно переборщил, — кисло протянул Ц-Цузу и разлегся на меху, наблюдая за тем, как нити приставляют отрезанные руки на их законное место. — Вот будь ты Ткачом, а не Швеей, мне не пришлось бы гонять дурачка Кальди.
— Господин Ц-Цузарравальш, прошу, храните молчание, — Швея перебирал лапами воздух, и нити вторили его движениям, стягивая мертвую плоть.
— Только не трясись мне тут, а то еще неровно выйдет. От того, что я говорю, ничего тебе не сделается, — Ц-Цузу презрительно скривился и обратился к Райзу: — Швея меня боится, да?
Швея боялся. Стоило вопросу прозвучать, и синяя дымка загустела, почти полностью скрыв золото нитей, точно плесень. Учитывая, что из присутствующих только крикун был похож на того, кто представлял угрозу, именно его Швея и боялся.
Райз кивнул.
— Знаешь почему? Почему боится он и все остальные? Они живые. Все рыцари Пастыря — живые. А живое можно убить. Как правило, души склонны к перерождению. Но когда их вера осуждает самоубийство… все становится намного пикантнее. Вот и трясется всяк червь при виде меня. Но разве я страшный? Швея, скажи, разве я не красавец?
— Господин Ц-Цузарравальш, прошу, не нужно разговоров.
Ц-Цузу отмахнулся и продолжил:
— Не будем брать в расчет Кальди, у которого вместо мозгов одна жвачка. Ему нечем бояться. Буль-буля, пускай, прихлопнуть и раз плюнуть, но его еще попробуй найти. Но звуковым волнам не обязательно видеть свою цель, чтобы попасть по ней. А Ластик… Ластик самая живучая из всего синклита, и если ее кто и сможет убить, так только она сама. Удобно получается, скажи?
В итоге Ц-Цузу скатился от конструктива к оскорблениям и смешиванию всего и вся с грязью, и от его голоса хотелось лезть на стену. Нескончаемые чередования низких, почти рычащих нот, и высокого полу-визга, которые Ц-Цузу порой издавал одновременно, тормошили и без того перемешанные внутренности и рискующие перейти в такое же состояние мозги.
В скором времени вернулся Кальдеор с оторванной у кого-то конечностью. На ней не было одежды, и выглядела она вполне как мужская нога. Правда, не совсем человеческая.
— Ты издеваешься? Что ты приволок, идиотина?! — взвился Ц-Цузу, вытаращившись на покрытую светло-серой чешуей конечность.
У нее было всего четыре пальца, заканчивающихся недо-когтями, а над пяткой росла короткая, но очевидно острая шпора.
— Эта нога намного лучше человеческой, — возразил Кальдеор. — Конечности кави отличаются
