долго, даже осмелившись, — поглядел он прямо на Игриша, растянув губы в хитрой полуулыбке, — пойти на сделку с человеком, который называет себя Каурай. Знай же, что сотрудничество с этой мразью было главной твоей ошибкой. Каурай несет с собой только смерть и разрушение. Но ты, надеюсь уже и так понял в какую лужу сел. Большой кровью, но мне удалось согнать проклятого опричника с моих наследных земель. А ты взял его себе на службу, решив что сам Сеншес поможет тебе навести порядок? Неважно. Познакомься же со знаменитым, неуловимым атаманом Баюном! Удивлен? Хорошо же ты знаешь тех, кого берешь на службу. Я полагаю, ты знаешь, что нужно делать, чтобы вернуть хотя бы тень моего расположения. А ты?..
Князь обернулся к Ранко, который пытался изо всех сил не упасть в обморок.
— А ты, дорогой мой Баюн, можешь отомстить за кровного папашу, которого предал и убил этот старый мошенник, — сказал Крустник, опустившись на корточки, чтобы вглядеться в лицо Ранко. — Отомстить за собственную матушку, на которой Серго сначала женился, а потом свел в могилу. Не удивляйся — я знаю о тебе больше, чем ты заслуживаешь, Баюн-атаман.
Князь поднялся и устало оглядел обоих из-под полуопущенных ресниц. “Как вы меня все достали” — читалась одинокая складка на его высоком лбу. Крустник повел плечом и отошел в сторону, отдавая двор в распоряжение кровных врагов. Скоморохи развели лошадей в стороны — посвистывая и посмеиваясь в предвкушении грядущей схватки.
Игриш сглотнул. Он стоял в первых рядах.
На лице Серго лежала густая тень. Старик хрустнул закисшими костями, выпрямился и мигом преобразился — из забитого цепного пса об оборачиваясь затравленным матерым волком, который готовится сделать последний прыжок и разорвать жертву в клочья. Кинжал звал его.
Про Ранко Игриш подобного не мог сказать. Казалось, молодой атаман вовсе не слышал, что говорил ему Крустник. Таким слабым он выглядел. Держать спину прямо и не рухнуть на землю для него уже было достижением.
— С этого двора уйдет новый хозяин Пограничья, преданный мне как родному отцу, — махнул рукой Крустник и опустился на завалинку. — Начинайте, чтоб вас Сеншес побрал!
Под поднявшийся свист скоморошьей банды Крустника оба претендента на княжескую милость начали сходиться. Вернее до кинжала захромал Серго, а Ранко пополз к нему на коленях.
Прыти Серго можно было только позавидовать — когда до кинжала оставалась всего пара шагов, он кинулся на рукоять как коршун. Ранко тоже попытался ухватить кинжал, но хваткая рука воеводы оказалась быстрее. Тогда Ранко ушел в сторону — завладев кинжалом, Серго сразу попытался прибить казака к земле, как муху к столешнице. Ранко лишь на волосок разминулся с лезвием, рухнул на спину, еле слышно ругаясь себе под нос, покатился, кинулся вбок, рыча от боли. Серго наседал, не знал жалости: бил кинжалом в то место, где лишь мгновение назад сидел Ранко, рассекал воздух, колол нещадно, раздувая широкие ноздри. Не добившись ничего, принялся топтать и пинать противника, но его ноги только поднимали тучи пыли.
Казак опережал смерть на какой-то миг. Уходил от встречи с ней из последних сил. Серго не отступал — ему нечего было терять.
Их схватка напоминала салочки, где одна ошибка грозила всем. Только затихнув на мгновение, клинок снова искал плоти молодого казака, а тот бросался в сторону как испуганная лань, которая вот-вот попадется на зуб голодному старому волку. Всадники Крустника подбадривали Серго, охали, цыкали и смеялись вслед каждому его неудачному выпаду. Пара парней за спиной Игриша даже сделали ставку, что молодой волчонок оступится, и кинжал воеводы войдет ему прямо в левое ухо.
Не сломался. Но вечно эта беготня в пыли и поту не могла продлиться. Земля под ногами смертников готовилась принять кровь.
Настал тот миг, и кинжал Серго нашел долгожданную цель. И впился Ранко в бедро. Тот вскрикнул, оступился и пропустил второй удар, который рассек ему плечо. Алая влага щедро окропила землю. Казак повалился навзничь, обливаясь кровью, которая пенилась двумя черными пятнами.
Торжествующий Серго с жутким рыком навалился на него, целясь в трепещущее сердце ненавистного Баюна. Ему нечего было терять.
Это было последним, что отважился увидеть Игриш. Когда два грязных тела сплелись, он закрыл глаза, вжал голову в плечи, ожидая услышать страшный предсмертный вскрик и рухнувшую вослед тишину.
Удар. Еще удар торопливого сердца. Услышал он только тишину. Потом ушей коснулся стон, грязная ругань и звук возни.
Осторожно приподняв веки, Игриша пробил холодный пот. Ранко был еще жив. Скоморохи взревели.
Кинжал воеводы торчал из земли — прямо над ухом молодого казака. Лезвие располосовало верхний край надвое и готовилось рассечь тому висок. Но рука Ранко держала скрипящего зубами Серго за предплечье, прижимала его к земле — другая же сжимала старику горло, пытаясь выдавить из него последний вздох. Воевода тужился, пыхтел, исходил слюной и кряхтел, силясь вырвать кинжал из земли и положить конец этой комедии. Но Ранко не сдавался — драл кадык из глотки врага. Воевода не отставал — лупил злейшего врага по лицу израненной рукой, сворачивая ему нос на бок. Но тот только скрипел зубами и сильнее сжимал пятерню.
Тут грудь молодого казака побагровела. Все те раны, которые он получил в схватке с колядниками, немедленно открылись, словно устали ждать, пока противники закончат свое глупое противостояние. Ранко булькнул и задрожал, но не разжал пальцев, слабеющих с каждым ударом сердца.
Серго ухватил шанс за хвост, и что было сил пытался сломать хватку. Пядь за пядью кинжал потащило из земли.
Противники дернулись. Рука Ранко оставила набухшую шею воеводы и полезла искать его глаза, едва не лопающихся от натуги. Кинжал вскинут — он смотрел на свою жертву свысока, но на его пути стояла все та же преграда, железная хватка. Воевода застонал, когда пальцы казака уперлись в уголки его глаз, замотал головой, пытаясь сбросить пятерню, но тщетно. В отчаянии Серго исторг из себя чудовищный крик, когда с его подбородка закапала кровь, но только сильнее навалился на кинжал уже двумя руками. Ему нечего было терять.
Кинжал дрожал, но опускался. Все ниже и ниже, кланясь острием к груди, где бешеным набатом заходилось молодое сердце. Кровь капала, заливала Ранко лицо, он слизывал ее с разбитых губ, скрежетал зубами, лихорадочно пытаясь выиграть еще несколько драгоценных мгновений. Его глаза закатились за веки. Под ним растекалась поблескивающая на солнце красная лужа.
Кинжал дрожал, но опускался. Дрожал, но опускался, опу…
Никто не понял, что произошло дальше. Клинку, на кончике которого замирала
