первую партию препарата. Здесь потребуется вся ее изобретательность. Но об этом она позаботится позже. Нельзя делать два дела одновременно!
На подходе к тюрьме, зданию, которое очертаниями напоминало лабиринт, она помахала рукой стражам Эволюции. Как и в Лабиринте, в этом здании были свои заключенные.
– Богиня! С вами все в порядке? – обеспокоенно спросил один из стражей, и это было приятно: стражи были лояльны, несмотря на ползающие по городу грязные слухи, что, дескать, Боги грызут друг друга за горло…
– У меня был жуткий кошмар, – ответила она, – и мне нужно было прийти сюда до рассвета. Я хочу встретиться с женщиной, кричавшей на улице об убийстве Николаса.
Она еще не успела закончить, как один из стражей, кивнув, двинулся проводить ее внутрь мощно укрепленного здания. Эти стражи всегда были рады ей помочь.
– Она в самой дальней камере, – сказал присоединившийся к ним второй.
Затхлый воздух внутри здания заставил Александру закашляться. Плесень. Повсюду в городе плесень. Впрочем, стражи к этому воздуху привыкли.
– Можно немного горячей воды? – попросила она, прокашлявшись.
– Конечно, – отозвался один из стражей, в то время как другой отправился исполнить ее просьбу.
Кивком поблагодарив стража, она, в сопровождении второго, отправилась внутрь здания по длинному коридору, над которым нависали потрескавшиеся потолочные перекрытия. Какое отвратительное местечко! Все пропитано запахом немытых тел и нечистот. Нити паутины свисают с потолка и, повинуясь воздушному потоку, который они производят своим движением, тащатся за ними. Нет, пробыть долго ей здесь не удастся. Но не прийти было нельзя!
– Вот, пришли, – сказал страж и показал Александре на женщину, спящую на грязном полу за решеткой.
Александра кивнула, изобразив на лице горе и отчаяние. Положив руку на сердце, она принялась изучать лицо спящей. Нечастная, вероятно, сочла богохульством то, что произошло с Николасом, да еще и в столь святые дни. Но ведь лучшего момента было не сыскать! Негромко похлопав в ладоши, словно аплодируя той выходке, которую эта женщина совершила в городе, Александра разбудила ее. Проснувшись и увидев Богиню, та бросилась в глубину своей клетки и прижалась спиной к стене.
Оказалось, что в камере не было ни подушки, ни постели, ни элементарных удобств.
– Что… что вы здесь делаете? – прерывисто спросила заключенная.
– Я пришла, чтобы поаплодировать устроенному тобой представлению. Ты наделала в городе шума, заявив, что Боги принялись убивать друг друга.
– Я не называла имен, – прошептала женщина, дрожа от головы до пят. – Ни вашего имени, ни имени Маннуса.
Александра ответила на эти слова молчанием. Следовало напомнить этой женщине, что это значит – быть богобоязненным. Иметь в душе веру. Почитать и уважать Богов. Выждав минуту, Александра заговорила:
– Это несправедливо – держать тебя здесь только за то, что ты искала справедливости в деле об убийстве Николаса.
Подошел с водой страж Эволюции. Кивнув ему, Александра попросила оставить ее наедине с заключенной.
– Что вам от меня нужно? – спросила женщина, едва глядя в сторону Александры.
Александра всыпала в чашку с водой принесенные листья подбела и принялась размешивать, пока запах розмарина не наполнил воздух камеры. Глаза заключенной расширились от удивления, когда, вместо того, чтобы пить самой, Богиня протянула напиток ей.
– Я хочу вернуть тебе утраченную тобой веру, только и всего, – сказала Александра.
Женщина отрицательно замотала головой, но Александра настояла, и та приняла чашку.
– Богиня есть ничто без людей, которые ей поклоняются, – продолжила Александра, – а ты мне очень дорога, несмотря на то, что твои намерения были истолкованы превратно.
Женщина отхлебнула из чашки.
– Спасибо! – сказала она. – Мне с утра ничего не давали, а воздух здесь тяжелый.
– Ужасный, – подхватила Александра. – Этот чай успокоит тебя и смягчит твою душу.
Она наблюдала, как женщина-пилигрим глоток за глотком выпила всю чашку приготовленного ею напитка, рассказывая ей одновременно историю Лабиринта, которую знала наизусть. Историю веры и предательства. Она пересказывала все самые известные части этой истории достаточно громко, чтобы ее слышали стражи Эволюции, и когда история кончилась, Александра тепло попрощалась с ними.
Бунта не будет. Пилигримы не восстанут. По крайней мере, сегодня.
Потому что в течение шести часов листья подбела выделят в кровь этой твари весь андромедотоксин. Она станет истекать слезами и соплями, после чего у нее упадет давление и начнется рвота, и все закончится конвульсиями и параличом. К тому моменту, когда Александра выйдет, чтобы обратиться к городу, ее тело и мозг перестанут слушаться друг друга, станут в равной степени безумными. Спазмы, судороги! Если ей и удастся произнести хоть слово, ни один человек не сможет ей поверить…
3
Михаил
Берг жестко приземлился в зарослях кустарника, дымя своей хвостовой частью. Попеременно теряя сознание и приходя в себя, Михаил слышал голоса и видел цветовые пятна. Лихорадка трясла и трясла его. Этот гнусный Сирота, похоже, уколол его больнее, чем Михаил предполагал, и почка все-таки у него задета. Все вокруг Михаила медленно двигалось и вращалось. Над ним, выстроенные в боевом порядке, пролетели еще шесть бергов, за которыми тянулись инверсионные полосы. Эти полосы, завихряясь, складывались в буквы, потом в слова на языке, непонятном для Михаила. А потом за дело принялась Аврора Гиперборейская, окрасившая следы, оставленные бергами, в цвета северного сияния.
Безумие!
Михаил полулежал в капитанском кресле. Боль не оставляла его, но он превозмогал боль и не поддавался желанию закрыть глаза и забыться. Единственное, чего он хотел, так это посетить вечный и бесконечный Глэйд. Может быть, это будет в последний раз!
Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и столь же медленно выдохнул. Выдыхая, он вслушивался в звуки войны.
Разрушение – единственный путь к созиданию.
Смерть – основа новой жизни.
Народы Аляски никогда не узнают, почему все-таки началась война. Нет, они найдут объяснение – обычное и достаточно банальное: борьба за власть, борьба за контроль над
