Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Птица — это реальный мир, наемник, подосланный его мятущейся совестью; это гневный голос всех людей на свете, подавляющего большинства, которому живется хуже, чем ему; это всего лишь здравый смысл.
К своему глубокому, почти праведному разочарованию он узнал, что покраска моста заняла не три года непрерывного труда. Работа велась с перерывами и продлилась, согласно разным источникам, от четырех до шести лет. «Вот еще один миф развеялся», — подумал он невесело.
В Париже Андреа теперь проводила почти столько же времени, сколько и в Шотландии. Там у нее была другая жизнь, другой круг друзей. Кое с кем из них он познакомился, когда они побывали в Эдинбурге. Редактор журнала, сотрудница ЮНЕСКО, преподаватель из Сорбонны, — в общем, неплохой народ. Все они дружили и с Густавом. «Давно надо было поехать в Париж, — думал он, — встретиться, подружиться. А теперь поздно. Почему я такой дурак? Могу не хуже любого другого инженера спроектировать сооружение, которое тридцать лет, а то и больше будет выдерживать удары стофутовых волн. В моих силах сделать его крепким и надежным, насколько позволят его вес и бюджет стройки. Но я не вижу дальше собственного носа, когда дело касается чего-то важного в моей личной жизни. Проектировать собственное существование — выше моих сил. Как там называлась эта старая вещь у Family? A, «Weaver's Answer». Ну да; а мой-то ответ где?»
Он купил «тойоту MR2» и «кваттро» последней модели, записался на авиакурсы, собрал музыкальную систему из аудиокомпонентов шотландского производства, приобрел камеру «минолта-7000», как только она появилась в продаже, добавил к «хай-фаю» CD-вертушку и собрался обзавестись моторной лодкой. Он ходил на яхте кое с кем из старых друзей Андреа от марины у Порт-Эдгара вдоль южного берега Форта, между двумя исполинскими мостами.
Ни «кваттро», ни «MR2» его не удовлетворили. Престижные автофирмы регулярно выпускали новые машины, все лучше и лучше. «Феррари», «астон», «ламбо» или какая-нибудь эксклюзивная модель «порше» — просто глаза разбегаются. Хватит гоняться за модой, хочется чего-нибудь доброго и вечного, решил он и взял через местного дилера хорошо сохранившийся «Mk II ягуар 3.8», а «тойоту» и «ауди» продал.
Он сменил чехлы в салоне на красные кожаные — от «Коннелли». Опытнейший автомеханик разобрал движок, скопировал схему, заменил распредвал, поршни, клапаны, карбюратор и встроил электронное зажигание. Подвеску полностью переделали, установили тормоза помощнее, новые колеса с асимметричными покрышками и вдобавок — новую коробку передач. Еще он заказал четыре ремня безопасности, ламинированное ветровое стекло, фары поярче, электрические подъемники боковых стекол, люк, тонированные стекла и противоугонные устройства, которым он бы доверил даже танк «чифтен» (и о которых постоянно забывал). Три дня машина провела в другой фирме, где ее оснастили новыми музыкальными агрегатами, в том числе CD-плейером. «Моща такая, что кровь из ушей потечет, — говорил он знакомым. — Я ведь еще даже не все динамики нашел. Усилитель — на полбагажника. Даже не знаю, что раньше не выдержит вибрацию — мои барабанные перепонки или краска на корпусе». (Он покрыл машину антикоррозийной грунтовкой и краской — двенадцать слоев, ручная работа.)
— Святые угодники! — пришел в ужас Стюарт, услышав, во что обошлась установка противоугонных систем. — Ты же за эти деньги мог новую машину взять!
— Ага, — согласился он. — Можно было за цену годовой страховки купить новую машину, а заодно и комплект покрышек. Больше денег, чем смысла.
На деле техника оставляла желать лучшего. В машине что-то все время неприятно дребезжало, то и дело сбоил сидюк, камеру пришлось заменить, а большинство купленных дисков оказались с царапинами. Посудомоечная машина то и дело заливала кухню. Он стал раздражителен в общении с людьми, транспортные пробки приводили его в бешенство. Им овладела глубокая неудовлетворенность, а душа обрела черствость, избавиться от которой не получалось. Он давал деньги «Live Aid», но, услышав о выходе пластинки «Band Aid», вспомнил старую революционную поговорку: заниматься благотворительностью при капитализме — все равно что заклеивать лейкопластырем раковую опухоль.
Даже фестиваль 1985 года не развеял его хандры. В то время Андреа была в Эдинбурге, но, даже когда она находилась вместе с ним, в соседнем кресле концертного зала, или кинотеатра, или на пассажирском сиденье автомобиля, или под боком в постели, мысли ее были где-то далеко, и говорить о причинах своей отчужденности она по-прежнему не желала. До него доходили слухи, что это из-за осложнения болезни Густава. Он пробовал вызвать ее на откровенность, но она отмалчивалась. Его огорчало, что между ними могут быть какие-то недомолвки. Впрочем, он и сам был в этом виноват — раньше не желал говорить с ней о Густаве, а теперь менять правила игры было поздно.
Ему снился умирающий в другом городе человек, а порой и наяву казалось, будто он видит его лежащим на больничной койке, в окружении медицинской аппаратуры.
С середины фестиваля Андреа сбежала в Париж. В одиночку выдержать этот «бархатный» эквивалент налета тысячи бомбардировщиков было ему не по силам, поэтому он одолжил у друга «бонневиль» и отправился на Скай.
Шел дождь.
Компания уверенно набирала размах, но он уже терял интерес к работе. Часто задавался вопросом: чем же я на самом деле занимаюсь?
Я всего лишь один из долбаных кирпичей в стене, рядовой винтик в машине, пусть даже смазан чуть получше большинства прочих винтиков. Я делаю деньги для нефтяных компаний, для их акционеров, для правительств, а те их тратят на оружие, способное убить нас не пятьсот раз, а тысячу. И функционирую-то я не как обыкновенный работяга вроде моего отца. Я гребаный босс, работодатель. У меня в руках реальные бразды правления, я обладаю предпринимательской инициативой (по крайней мере обладал), и при моем участии вся гребаная машина вертится чуть резвее, чем если бы не было меня.
Он снова завязал с виски и одно время пил только минералку. Да и травкой почти не баловался, с тех пор как обнаружил, что больше не получает от нее кайфа. Разве что в гостях у Стюарта иногда выкуривал косячок-другой. И тогда это было как в добрые старые времена.
Зато кокаин он теперь употреблял регулярно. Точнее, каждый понедельник поутру или перед любым тусовочным вечером. Но как-то, готовясь к выходу и уже проложив щедрой рукой на зеркале две дорожки, он включил телевизор, и в теленовостях показали голод где-то в Африке, и ему запал в душу ребенок с мертвым взором и кожей, как у летучей мыши. Он глянул в зеркало на столе, перед которым сидел на корточках, и увидел в стекле, чуть припорошенном белыми блестками, собственное лицо. За минувшую неделю он «запихнул себе в нос» триста фунтов. Отшвырнув бритвенное лезвие, он сказал: «Блядь!»
Просто этот год выдался неважным, решил он. Очередной неудачный год. Он перешел на обычные сигареты. Смирился в конце концов с необходимостью носить очки. Лысина на макушке достигла диаметра водосливного отверстия в ванне. И в его душе как-то уживались юношеская неуемность и старческое стремление выполнить самое важное, пока еще есть шанс. Ему было тридцать шесть, но он себе казался то вдвое моложе, то вдвое старше.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
