ему развиться, и оно, мгновенно возникнув, также быстро погасло, стало знаком пожара, который случился в этом доме и начался с этой двери в коммунальную квартиру.
Комната в коммуналке, где жила Света с матерью, оказалась довольно большой, с трехметровыми потолками и была хорошо обставлена. Кроме старинного трюмо в рамке с резьбой комнату украшала «горка» с красивой посудой и хрусталем. Над кроватью и диваном висели ковры, у окна стоял письменный стол, а на крышке этажерки с книгами — телевизор с линзой. Видное место у стены напротив окна отвели под старинное пианино с двумя подсвечниками.
Света достала бутылку вина, бокалы, сыр и начатый батон.
— Как-то нехорошо получается, — заметил Юрка с неловкой улыбкой. — Мы в гостях у милых дам и без цветов, без конфет, да еще нас и вином угощают. Может быть где-то близко есть какое-нибудь заведение, где можно купить вина и, если не цветы, то хотя бы коробочку конфет?
— Да что вы, время — шести нет. Раннее утро. Теперь если только днем, — засмеялась Света.
— Ну, ладно. Я надеюсь, что эта наша встреча не последняя, — Юрку понесло. В кругу женщин он становился сам не свой и мог наговорить кучу комплиментов и наобещать всё, что угодно.
Мы выпили вина, закусили. Все проголодались и хотели есть, но неловко было признаться в этом, и мы неторопливо жевали бутерброды с сыром, всем своим видом разыгрывая сытость.
— Света, — спросил я. — А когда у вас случился пожар?
— Совсем недавно, весной. Только ремонт сделали. А откуда ты про пожар знаешь?
— Да я не знаю, — соврал я. — Просто, говорят, что в коммуналках часто дома горят.
— Это алкаш один, дядя Петя, из квартиры напротив. Жена домой с бутылкой не пустила, так он в три часа ночи дверь поджог на лестничной площадке. Все спали. Пока пожарные приехали, всё уже полыхало. Больше двух часов пять пожарных расчетов тушили.
Юрка внимательно посмотрел на меня и ничего не сказал. Он хорошо знал, что со мной часто случаются подобные штуки вроде озарения.
— Света, а вы нам не сыграете что-нибудь? — попросил Юрка.
— Я бы с удовольствием, но время раннее, соседей разбудим, — объяснила Света. — Как-нибудь в следующий раз.
Она искоса посмотрела на меня, наверно, ища во мне согласие на ее «следующий раз».
Заспешила домой Алла.
— Я провожу, — торопливо сказал я, вставая с места.
Алла удивленно посмотрела на меня, а Света как-то растерянно на Аллу.
Юрка, не поняв моего идиотского решения нарушить отношения, которые сложилось естественно, то есть, я — со Светой, а Юрка — с Аллой, не подал виду и сидел спокойно, ожидая, что будет дальше. А дальше, Света напустила на себя безразличный вид, а Алла, поколебавшись, и тоже не ожидая такой развязки, пожала плечами и молча пошла к двери.
— А почему ты не остался со Светой? — спросила Алла, когда мы вышли на улицу.
— Я не хочу ее обнадеживать. У нас с ней все равно ничего не получится, — прямо ответил я.
— А со мной получится? — Алла игриво посмотрела на меня.
— И с тобой не получится, — как можно мягче обозначил я наши отношения, которых, тем более, не было.
— А я на серьезные отношения и не рассчитываю, — вдруг откровенно призналась Алла.
Ее дом был в двух шагах от Светиного. Когла подошли к дому, Алла спросила:
— Зайдешь?
Я молча пошел за Аллой.
Жила Алла тоже в коммуналке, только в семикомнатной. Снова я продирался, как у бывшей своей хозяйки Варвары Степановны, по темному коридору, натыкаясь на какие-то предметы, попадающиеся под ноги и, задевая плотно заполненные одеждой вешалки. Алла вела меня за руку и тихо смеялась, как фыркала, когда я спотыкался обо что-то на полу.
— Опять лампочка перегорела, — объяснила Алла. — Вроде недавно новую вкрутили.
— А чего двери не закрываются? — спросил я, когда Алла без стука открыла дверь в свою комнату.
— А у нас никто не закрывает, — беспечно махнула Алла рукой.
В комнате нас встретила мать Аллы, женщина в халате и с заспанным лицом. Она видно только что встала, но успела выпить, потому что на столе стояла чуть начатая бутылка водки и граненый стакан.
— Чего с утра-то? — спросила просто, без всякой злобы Алла.
— А вчера у директрисы день рождения был. Столовую закрыли и отмечали, — ответила мать. — А это твой новый хахаль что ли?
Она говорила обо мне так, будто меня не было. Я глупо улыбался и молчал.
— Ага, — сказала Алла. — Новый. Ты на работу не опоздаешь?
— Успеешь, — с усмешкой огрызнулась мать. — Не спроваживай.
— Как зовут? — спросила меня мать Аллы.
— Володя, — ответил я.
— А я Валентина Сергеевна, мать этой дурочки.
Алла фыркнула и ничего не сказала. Я видел, что их отношения совершенно лишены какой-либо сентиментальности, но вполне дружелюбны. Валентина Сергеевна не спросила, где всю ночь гуляла ее дочь, будто это так и нужно.
— Ал, приготовь чего-нибудь поесть. Небось оба голодные? — она повернулась ко мне. Я пожал плечами, и она сама ответила: — Ну, конечно, целую ночь по городу лазить где-то.
— Алла безропотно пошла на кухню, а мы с Валентиной Сергеевной остались вдвоем. Она подошла к шифоньеру, без всякого стеснения сбросила халат и стала одеваться. Я отвернулся, чтобы не смотреть на нее, а когда она подошла к столу и села, я увидел модно одетую привлекательную женщину и отметил, что Алла очень похожа на мать: такие же черные глаза и красивый изгиб бровей, полные губы и матовая кожа лица. Это был другой тип красоты, который не напоминал Милу. Мила тоже отличалась красотой, не яркой и не броской, но классической русской красотой: ее прекрасный овал чистого лица обрамляли густые темно-русые волосы, сине-васильковые глаза закрывали длинные пушистые ресницы, а полные губы, будто натертые морковным соком, открывали ровные жемчужные зубы.
— Тебе моя Алка нравится? — спросила вдруг в лоб Валентина Сергеевна.
— Нравится, — честно ответил я.
— Тогда женился бы на ней что-ли, — как-то устало то ли попросила, то ли сама с собой проговорила желание увидеть дочь определившейся в семейном плане.
— Да где мне? — растерялся я. — Я студент. Ни кола, ни двора, ни работы.
— Так вот квартира. А я в любое время уйти могу. Мне есть куда. Слава Богу, черт бы вас подрал, от мужиков еще отбоя нет, — она выпрямила грудь и провела руками по бокам. — Девку жалко: оставишь одну — задурит, совсем по рукам пойдет… Был бы жив отец!
Валентина Сергеевна тяжело вздохнула.
— А что с отцом? — спросил я, довольный тем, что разговор переменился.
