свое время.
– Откуда он?
– Какая разница?
Тоты поняла, почему ее дочь избегает открытого ответа, она помнила, как обиделась на мать ее старшая сестра, когда та пыталась пристроить ее к своей родне.
– На местных ребят он не похож.
– Тогда откуда же он, как ты думаешь?
– Неужели и он марыйский?
– Нет, он из Иолотани.
– Симпатичный юноша, видный!
– А как же? – гордо произнесла девушка, давая матери понять, что ее дочь не станет встречаться с первым попавшимся.
Тоты еще раз тайком бросила взгляд на юношу, который старательно делал вид, что не знает их, внимательно рассмотрела парня, набивавшегося в ее будущие зятья.
– Если вы любите друг друга, если он умный парень, тогда ничего.
– Мама, он очень хороший!..
Как мать Тоты поняла свою дочь и только улыбнулась в ответ на ее восторженное заявление
– В следующий приезд обязательно познакомь меня с ним!
– В этот раз он увидел, где мы живем, а в следующий раз, говорит, пришлет сватов.
– Тогда надо будет и с отцом твоим посоветоваться.
– Но у них они уже были!
– Что они ответили?
– Папа сказал: кого полюбит моя дочь, того и я полюблю. Но в Балкане живет ее родная мать, вы должны будете и с ней тоже говорить!
– Значит, вы хотите заставить меня поехать в Мары?
По изменившемуся тону матери девушка подумала, что та недовольна, и резко повернулась к ней:
– Мамочка, разве ты станешь противиться? – в голосе девушки звучала озабоченность.
Тоты ласково обняла встревоженную дочь и расцеловала на прощание.
– Разве могу я быть против твоего счастья, доченька?– голос ее был и сердечным, и радостным.
Только сейчас она поняла, почему дочь так настойчиво просила ее не провожать.
Простившись, Тоты пошла обратно, но на полпути оглянулась и увидела, как ее дочь, о чем-то жарко споря с юношей, который все это время не выпускал их из виду, с багажом в руках садится в автобус.
Она вспомнила то время, когда сгорала от страсти по Хасару, подумала, что и ее дочь сейчас переживает схожие чувства, но, в отличие от нее, дочь, конечно же, счастливее. Эта мысль согрела ее материнское сердце, наполнила ее душу теплом и светом.
Попрощавшись с дочерью, Тоты направилась к своей машине, поставленной в сторонке, там, где было свободнее, и увидела кортеж машин, ехавших на небольшой скорости со стороны востока. Доехав до круга перед вокзалом, машины повернули на юг и свернули в переулок.
Они проехали мимо Тоты, которая в это время переходя дорогу, собиралась сесть в свою машину. Замыкал кортеж машин красивый джип вишневого цвета, заметно отличавшийся от всех остальных машин.
По виду машин Тоты определила, что это траурный кортеж, который возвращается после проводов человека, ушедшего в мир иной.
Первым ехал старенький «Мерседес», когда он, с треском взрывая замерзшую землю, проезжал мимо нее, в приоткрытом окне машины мелькнуло лицо, показавшееся ей знакомым.
Лицо человека показалось ей хмурым и очень усталым.
Пропустив машины мимо себя, она вдруг поняла, что сидевший в «Мерседесе» человек похож на Хасара. Подумала о том, что он похоронил кого-то из родственников.
Она пока еще не знала, что конец света наступил для ее собственного учителя.
Узнала она о случившемся лишь на следующий день, когда сослуживцы стали заходить к ней в кабинет и говорить: «Мы идем к Хасару Мамметхановичу, сегодня он хоронит своего погибшего в аварии сына. Вы с нами пойдете или же потом, на три, семь дней покажетесь?»
И тогда она мысленно еще раз увидела тот траурный кортеж, проехавший мимо нее. Теперь Тоты отчетливо увидела лицо сидящего в головной машине человека.
* * *
Покойного Арслана на одну ночь оставили гостем в доме отца. Утренним поездом из Ашхабада должны были приехать два его сына, сестра и бабушка, другие родственники, чтобы в последний раз увидеть его и попрощаться с ним.
Во дворе Ходжа с несколькими родственниками занимался приготовлениями к проводам Арслана в последний путь.
Хасар сидел в доме в окружении нескольких старейшин. В соседней комнате вокруг лежащего покойника сидели и в голос рыдали женщины. Через открытую дверь непрерывно доносились их плачущие голоса. Хасар узнавал эти голоса. Громче всех, отчаяннее всех плакали его племянница Айтувак и дочь Мяхри, словно надеялись криками своими разбудить уснувшего вечным сном брата.
– Арсланджан, братишка, что же ты делаешь с нами?! Как же мы будем жить, не видя твоего родного лица?! Как жить нам, скажи!.. Мы ведь так гордились тобой, когда видели самолеты в небе, думали, что это ты сидишь за штурвалом! Все, все ты оставил здесь – и жену оставил, и детишек прекрасных, родителей, бабушек бросил…– рыдали они.
– Наверно, поезд приехал! – сообщил кто-то, и на машинах поехали встречать людей. А через некоторое время, крича в голос, в дом вошли бабушка Арслана, его жена и двое сыновей.
Мать Дуньи кинулась на тело внука и запричитала: «Ах, сыночек мой любимый, внучек родной, солнце мое закатилось… Айназар, несчастный Айназар! Ты оставил меня здесь для того, чтобы я до этих черных дней дожила, почему ты не забрал меня с собой, тогда бы мне не довелось хоронить собственного внука. Аллах, почему ты вместо внука меня не забрал?» – заливаясь слезами, она взывала к душе давно почившего мужа, обращалась к Богу.
Иногда среди плачущих голосов Хасар узнавал хриплый голос матери, которая со вчерашнего дня не вставала с постели, горе сломило ее. Только плачущего голоса Дуньи не было слышно, видно, она не позволяла себе кричать, плакала тихо. Пусть она не кричит, она ведь мать, и сердце ее разрывается от невыносимой боли, она не в силах вынести это испытание, нежданно-негаданно свалившееся на нее. Перед самым утром она снова потеряла сознание и рухнула на пол, тогда ее перенесли в другую комнату, подальше от тела покойного сына, сделали укол и привели в чувство. Когда она начала приходить в себя, Хасар поручил одной из женщин присматривать за ней, а сам вернулся в другую комнату к мужчинам.
Не зная, что находилась в обмороке, Дунья, затуманенным взглядом увидев наклоненное к ней лицо Хасара, никак не могла понять, почему он оказался рядом с ней и снует у нее перед глазами.
Мужчины окружили Хасара, сопереживая и соболезнуя ему, они печально кивали головами и перекидывались короткими фразами. Рядом с Хасаром, прислонившись к стене и вытянув негнущиеся ноги, сидел его дядя. Он жалел племянника, сочувствовал ему и никак не мог понять, как такое вообще могло случиться, и только время от времени
