—Ребята живы?
—Да.
Юля вздохнула с облегчением и прикрыла веки.
— А Сергей?— Она поморщилась, и ее рука судорожно заскользила по простыне.
— Как и ты, в больнице, но в другой,— снова встрял в разговор Эдвард,— И ни слова об этом негодяе. Тебе столько пришлось пережить, постарайся не думать о плохом. Пора поправляться. И, как всегда, любовь — лучшее лекарство. В разумных пределах.
Он строго взглянул на сына.
— А так бывает?— Роберт светился от счастья.
Эдвард рассмеялся.
— Джулия,— кашлянул он в кулак,— у меня к тебе просьба: отправь, пожалуйста, этого молодого человека погулять на часок. Меня он просто пошлет.
Юля подмигнула Роберту и указала пальцем на дверь.
—Слушаю и повинуюсь?— Фаррелл-младший подхватил ее ослабевшую руку и поцеловал каждый пальчик.
—Я соскучилась,— шепнула она.
Он наклонился к Юлиным губам, сорвал поцелуй и, сияя как начищенный канделябр, удалился.
Эдвард дождался, пока за сыном закроется дверь, наладил капельницу и присел на стул около Юли. Светлые тени пробежали по ее бледному лицу, когда их взгляды встретились. Она слегка смутилась, повела плечами, но глаз не отвела. Сердце его сжалось и тяжелый вздох вырвался из его груди: «Как ты была растеряна, когда первый раз мы остались одни. А теперь я сижу как мальчишка и не знаю с чего начать разговор, утопая в твоих глазах. Как же я боялся потерять тебя. С Робертом ты всегда будешь в опасности… Но что значат твои взгляды? Неужели любишь меня, и лишь из гордости принимаешь ухаживания моего сына? Господи, прочь, прочь эти мысли».
— Ты сердишься?— Юля протянула ему руку, и он ухватился за ее тонкие пальцы как за спасательный круг.— Прости меня.
Эдвард удивленно поднял брови.
—Джулия, я не понимаю, о чем ты?
— О ком. Сердишься из-за Роберта? Ему пришлось здорово рисковать,— доверчивая ласка прозвучала в ее чуть охрипшем голосе.
Эдвард с трудом собрался с мыслями:
—Мне казалось, ты уже поняла. Жизнь Роберта и без твоего участия не была спокойной. Он же военный репортер. Его вечно куда-то несет, и я уже давно махнул на это рукой. Тебе тоже придется привыкнуть, раз приняла его предложение.
— Я ненавижу мужчин и поклялась, что не подпущу к себе даже близко вашего брата.
—Моего брата?— встрепенулся Эдвард.
—Это выражение такое… Замуж чуть не выскочила без любви, просто потому что так положено в моем возрасте,— Юля взглянула в окно, и в ее глазах блеснули слезы.— Всю жизнь на меня смотрели как на вещь, и я платила тем же. Роберт ворвался в мою жизнь будто весенний ветер, подарил мне веру в себя. Я готова во всем следовать за ним.
— Это твой выбор,— Эдвард погладил Юлины пальцы и нехотя поднялся. Вспыхнувшая в нем надежда, что все теперь будет иначе, погасла.— Я рад, что с ним рядом будет такая женщина, как ты.
—Какая?— улыбнулась Юля.
«Какую я пожелал бы иметь рядом с собой»,— Эдвард взглянул на капельницу. Лекарство перекочевало из флакона в Юлину вену, и он ловко воткнул иглу в следующую бутыль.
—Какая?— повторила Юля.
—Нарываешься на комплимент, принцесса?— кровь прилила к щекам Эдварда.
—Да!— она подняла к нему руки в синяках.— А что мне еще остается? Я как Феникс из пепла возрождаюсь под твоим чутким присмотром уже не первый раз, и мне интересно, способна ли я еще вызывать трепетные чувства у молодых людей.
—Способна, и не только у молодых,— не сдержался он, пустив шар в лузу.
Юля с интересом взглянула на него, но Эдвард досадливо закусил губу и отвернулся к кардиографу. За его спиной послышался прерывистый вздох. «Куда ты лезешь, старый конь?» — пожурил он себя.
Эдвард пожурил себя и заговорил с Юлей отеческим тоном:
—Джулия, мне неудобно тебя об этом спрашивать, но в последнее время ты часто подвергалась… стрессам, а клиническая смерть, которую ты пережила — вообще нечто из ряда вон выходящее. Тебе нужна помощь психолога? Или я мог бы сам работать с тобой.
—Работать со мной?— Смешинки больше не прыгали в ее глазах, уступив место усталости. Она отвернула голову.— Роберт лучше любого психолога.
—Отлично! Но помни, я врач, и даже с очень интимным вопросом ты можешь обратиться ко мне.
—Сергей… он не успел сделать со мной это,— на Юлиных бледных щеках выступил легкий румянец.
Эдвард побоялся вновь смутить ее своими, в прямом смысле глубокими познаниями в этом вопросе и просто кивнул.
—Синяки заживут, а вот шрамы — не уверена,— посетовала Юля, изучая свои руки, и расстроенно спросила: — Эдвард, я очень плохо выгляжу?
—Твое лицо прекрасно, как и раньше,— улыбнувшись, он не смог избежать искушения, взял ее руку и поцеловал,— а швы я накладывал сам, старался, как для себя, честное слово. Так что будь спокойна: через некоторое время, при соответствующем уходе от них не останется и следа. Равно, как и от ударов плетью.
—Здесь есть зеркало?
—Нет,— Эдвард достал из кармана ее помолвочное кольцо, снятое им во время операции, и надел Юле на палец.
—Спасибо,— благодарно прошептала она.— Поправь мне, пожалуйста, подушку.
Эдвард склонился над ней, задержав от волнения дыхание. Юлины губы приоткрылись, и взгляд его снова утонул в зеленых глазах.
—Что ты делаешь?— улыбнулся он, нависнув над ней.
—Сегодня вечером?— изогнула Юля бровь дугой.
—Например,— ступил Эдвард на скользкий лед.
—Мой процедурный лист в ваших руках, доктор.
Его бросило в жар, но Юля рассмеялась и, поудобнее устроившись на подушке, спросила:
—Интересно, Роберт скоро придет?
—Он уже топчется за дверью, не переживай,— Эдвард ретировался к столику и, ощущая в пальцах дрожь, набрал лекарства в шприцы.— Ничего, Джулия, скоро будешь как новая. Разберемся с делами и полетим в Лондон. Неприятности забудутся как страшный сон. Не передумала работать со мной?
—Нет, конечно. Так ты берешь меня в ученицы?
