не в этом. Причина в том, что уже давно у нас появились подозрения о том, что в столице странным образом пропадают омеги. И, возможно, что их продают на восток.
— Куда продают?.. — мой голос от осознания нерадостной перспективы будущего, которой я чудом избежала, внезапно сел.
— В страны ближнего востока. Как ты сама, наверное, в курсе, у них довольно специфическое вероисповедание. Их женщины до замужества находятся под бдительными контролем семьи, а после заключения брака — под защитой семьи мужа. И они не то что не работают — даже на улицу без сопровождения не выходят. То есть доступ к омеге их мужчины могут получить лишь назвав ее своей женой. И не все Альфы горят желанием женится только лишь бы потрахаться, — Мартин вглядывался в меня мрачным взглядом, наверное, сам сейчас не замечая, как его руки все сильнее сжимают меня в стальных тисках. Но сейчас я была не против, заворожённая его потемневшими глазами и низким голосом, чувствуя как что-то нехорошее от его рассказа скребётся внутри, — Как ты понимаешь, найти временную омегу для гона там просто невозможно. Бордели легальны, но лишь человеческие. Впрочем, как и у нас. Но человеческие женщины никому из оборотней неинтересны — они просто не способны утолить наш сексуальный голод…
— И? — стоило Мартину замолчать, протянула я.
— И эти уебки решили, что имеют право покупать наших женщин, когда своих получить не могут…
Меня пробил непрошенный озноб.
— Граждане нашего государства равны. Имеют общие права и обязанности, несмотря на пол. И они этим воспользовались. Омеги могут свободно жить независимо от семьи или мужчины. Способны работать, жить отдельно и отвечать за себя самостоятельно. И добраться до вас через людей им оказалось охуеть как просто…
— И как… давно это происходит? Сколько девушек уже попало в их руки? — в горле пересохло от осознания тех страшных вещей, о которых сейчас говорит Мартин.
— Давно. Но догадываться мы начали, когда в начале осени внезапно нашли твою мертвую соседку. Как оказалось, ей просто не повезло попасться слишком неуравновешенным шестеркам — ее излишне сильно ударили по голове, вследствие чего пришлось инсценировать ее смерть от руки неизвестного. Это потом они уже придумали некоего маньяка и обвинили его в ее смерти. И поняли, что это выход: безнаказанно красть омег и сваливать это на хуй пойми откуда взявшегося маньяка, на которого следствие даже дело не завело. И в городе стало пропадать все больше девушек. Все, как одна: приезжие, временно проживающие студентки — самый безобидный и легкодоступный вариант для поимки. Ни родителей, ни родственников, которые могли бы сразу обратиться в органы, стоило бы жертве только пропасть на неопределенное время.
Боже…
— Но самое главное не это. Официальные вестники мэра и города в газетах и телевизионных новостях во весь голос твердили о маньяке и приблизительном количестве жертв, которые без вести пропали. Понимаешь к чему я веду? — проникновенно вгляделся Мартин в мои, наверное, сейчас безумно огромные от открывающихся фактов глаза.
— Это значит, что кому-то из вышестоящего правительства было выгодно поддерживать эту ебнутую легенду с маньяком, в которого все сразу поверили, и под этим скрывать пропажу девушек. И этот кто-то явно руководил всем процессом вывоза жертв из страны: ни один аэропорт и пограничные посты за все это время с появлением серийного маньяка в городе не были проверены и усилены вооруженными силами. Сука хитрожопая все предусмотрела, — яростно выплюнул Мартин, хотя явно старался оставаться спокойным.
— И уже известно кто… эта сука? — мой голос дрогнул.
— Да, — взгляд Мартина потяжелел, — Заместитель мэра города — Итан Шервуд, мать его, Пристли.
Глава 38
Сначала я подумала, будто бы я ослышалась.
— Кто? — переспросила я.
— Отец Миранды. Свою должность он занимал уже лет семь, и подумать на него за возможное исчезновение омег никто не мог. Однако он конкретно так прокололся, старый еблан, — лицо Мартина разрезала жёсткая усмешка, больше похожая на оскал.
А я сидела… в шоке от услышанного.
Нет, конечно, я могла сколько угодно недобрым словом припоминать бывшую Солмнхелла, мысленно называть ее психически больной и неуравновешенной, потому что все-таки здоровые люди себя так не ведут. Не смотрят на тебя так, словно ты мясо, грязь под ногами, а не разумное живое существо…
Однако у адекватных родителей редко когда рождаются дети, столь любящие проявление беспричинной жестокости. Как говорится, яблочко от яблоньки…
Черт возьми, все это похоже на чей-то жесткий розыгрыш, граничащий с издевательством и вышедший из под контроля.
— Ты сейчас серьезно? — невольно вырвалось у меня, а лицо упало в сложенные ладони.
Мартин промолчал, успокаивающе поглаживая меня по спине и отвешивая целомудренные практически невесомые поцелуи на все открытые участки моего тела.
Но успокаиваться я совсем не хотела!
Я не могла этого понять. Как же так? Он же сам оборотень! И дочь у него омега! Такая же, как и мы. Мы все!
Неужели нажива денег и материальных благ так завлекательна?.. Неужели алчность настолько порабощает мозг, что ты себе подобных уже и за живых не воспринимаешь?
Продаешь как вещи?..
— Люди всего лишь пешки в этой игре, Вета, — сказал Мартин, — Без отмашки на верху стоящих они никогда бы не задумали промышлять подобным. Но на то, чтобы вычислить Пристли нужно было время. И немало.
Слов у меня не было. Была лишь только мысль, убивающая меня своими масштабами. Всего какой-то жалкий месяц назад я кляла всеми возможными карами профессора по философии, боялась получить неудовлетворительно за экзамен, и не понимала, как можно различать кого бы то ни было лишь по первичным половым признакам. Возвышать кого-то лишь за то, что он мужчина, и принижать другую, если она женщина…
И пугает меня не сам факт существования подобного двуличного отношения, а его масштабность. Ведь профессор лишь на своём ничтожном экзамене может тебя завалить и посмеяться. И это можно пережить и переступить. Но… когда властьимущие, даже само правительство позволяет считать тебя вещью… которую можно продать и купить…
Страшно жить в подобном мире… очень страшно!
Угнетающее настроение оставалось со мной вплоть до конца дня.
Мартин ни на секунду не оставлял меня одну. Каким-то волшебным образом он смог очаровать моих родителей, и даже успел добиться одобрения и уважительного взгляда от моего сурового отца.
Удивительно!
Мама хлопотала над нами обоими, и, как мне казалось, переживала о Мартине даже больше, чем обо мне. Впрочем, я и сама заметила, что оборотень изменился. Стал мрачнее, бледнее в лице и, кажется, даже похудел.
Несмотря
