Тощая кляча! Но вот настал срок покинуть эту жалкую, никчемную деревеньку. Старая карга собрала своих зелий, велела пить в дороге, что же, он так и сделает, ведь они помогали, боль проходила, и рукой можно было шевелить! Немного, но можно!
Деревню Арваде покидал в превосходном расположение духа. Опостылевшая деревушка осталась позади! Дорога извиваясь меж холмов, и тянулась сквозь редкие рощицы. Местная деревенщина встречалась, но крайне редко. На второй день пути юноша понял, что конь его долго везти не сможет, слишком забит. Поминая не добрым словом обитателей приютившей его деревушки, Арваде решил идти пешком, везя на коне только припасы. Зелья старой карги все же помогали, боль почти не ощущалась.
Заканчивался четвертый день пути, и парень решил остановиться на ночлег в лесочке, видневшемся неподалеку от дороги. Кое-как собрав хворост, развел огонь, а делать это одной рукой крайне затруднительно, уселся у костра, и достал жареную куриную ножку, прихваченную еще в деревне. От мяса попахивало, но это не смутило Арваде, и он принялся за еду, изредка посматривая в сторону дороги.
Тут случилось неожиданное. Одинокая фигура свернула с дороги, и направилась прямо к устроившемуся для ночевки парню. И вот перед Арваде уже стоит высокий, худой мужчина лет тридцати – сорока. Одет он был в запыленную, но от того не менее добротную куртку, светлого цвета, когда-то она возможно была белой, но наверняка сказать невозможно. Точно такие же штаны и сапоги, ножны с мечом. На плечи наброшен простого покроя серый дорожный плащ, на правом плече висел средних размеров походный мешок. На голове широкая шляпа с большим пером, из-под которой обрамляя лицо спускались черные длинные волосы, почти до самых плеч. Лицо казалось бледным, холодный взгляд, ровная полоска губ.
«Знатный тип. Из Пеларгира, или может быть даже из столицы», – думалось Арваде.
– Разрешите присоединится к вам? – обратился незнакомец к Арваде.
– Нет, не разрешу, уйди прочь! – но незваный гость только скинул мешок, и уселся рядом с костром.
– Ты по-человечески не понимаешь?! – взъярился Арваде.
– Меня зовут Верат, и уверяю, я не доставлю вам неудобств. Вот угощайтесь, – Верат достал из своего мешка завернутую в ткань рыбу, разломил ее пополам, и протянул половину Арваде. Парень не стал строить из себя гордеца, взял предложенное, и принялся есть, выплевывая крупные косточки.
– Ладно, можешь остаться Верат, так и быть.
Ночь прошла спокойно, незваный гость поел, и улегся спать прямо на земле, подложив под голову мешок с пожитками. Наутро Арваде, выпив положенное количество лекарства, и собравшись, отправился в путь. Новый знакомец, однако, последовал за ним, отговариваясь, мол, ему в ту же сторону. Так два путника и худая кобыла дошли до небольшого хуторка на три избы. В котором и остановились на ночлег, после передачи некоторой суммы денег из кошелька навязчивого попутчика в руки хозяина хутора.
После добротного ужина их разместили в небольшом сарае, на стогах с сеном. Верат странно смотрел на то, как Арваде снял обмотки с левой руки, и принялся промывать вновь загноившеюся рану. Попутчик чуть ли не буквально буравил ее взглядом, затем неожиданно произнес: – Я могу помочь тебе, залечить рану, – от такого Арваде опешил.
– Не лезь не в свое дело! Рана почти зажила, и скоро…
– Рана гноится, о скором заживление не может идти и речи. Я помогу тебе… – Верат первый раз улыбнулся, едва заметно, лишь краями губ.
Арваде не нравился этот человек, очень не нравился, но рана болела. Пусть он уже привык к этой глухой, ноющей боли, но бездна, как же он устал от нее…
– Чего ты хочешь взамен? У меня ничего нет, и с чего ты взял, будто мне нужна помощь?!
– Просто увидел. А плата… Развлеки меня. Давай поговорим? День был длинный, идти в молчание на редкость скучное занятие. Я буду тебя лечить. Ты будешь со мной говорить. Вот и все, мне хватит, и тебе не столь обременительно.
– Ты ненормальный! За что мне все это?! – возмутился парень.
– Согласен? – как ни в чем не бывало поинтересовался невольный попутчик.
– Да. – немного замешкавшись, ответил Арваде. Терять ему было нечего.
– Тогда дай взглянуть, – Верат подошел поближе и принялся осматривать рану, спустя несколько минут он уже вычищал из нее гной. Было больно, но терпимо. Новоявленный лекарь не церемонился с Арваде, но и грубыми его действия назвать было нельзя. Затем он достал из своего мешка какой-то пузырек, велел сделать пару глотков. Зелье было, сладким, отдаленно напоминающим мед. По груди разлилось тепло, будто после кружки отменного эля. Первый флакон сменился вторым, на этот раз в нем была зеленоватая мазь, которую навязчивый путник принялся вытирать в края раны.
Резкая, острая боль волной цунами ворвалась в сознание юноши. Он едва держался, чтобы не провалится в бессознательную тьму забытья.
– То что ты получил за эту рану, оно того стоило? Цена не малая. Ты доволен своим приобретением? – голос Верата влился в сознание холодной, леденящей струей, отвлекая от боли.
– Да пошел ты! Убью гада! – что было сил крикнул Арваде. Вернее он хотел крикнуть – это был глухой хрип, едва понятный человеческому слуху.
– Ты переоценил свои силы? Хоть удовольствие получил?..
«Убить гада…» - мысль оборвалась, задавленная дикой болью. Терпеть сил больше не было, и Арваде провалился в спасительное забытье.
Парня разбудил крик петуха. Открыв глаза и увидев деревянный потолок, юноша осмотрелся: все ещё сарай с сеном. Он поднялся, слабость была ужасная.
– Уже встал? Иди в дом, тебе там завтрак приготовили, – Верат заглянул в амбар, и убедившись, что с его пациентом все в порядке, незамедлительно вышел прочь.
Гнев и злоба вспыхнули в душе Арваде при виде Верата, но чего-то не хватало. Парень успокоился, и не сразу понял, что пропала столь привычная и обыденная ноющая боль, ее больше не было. Нет, рана болела, словно в нее вонзили нож, но в теле боли не было, только слабость… Арваде постоял еще несколько минут, не веря своим ощущениям, и пошел завтракать.
Так, в пути прошло еще шесть дней. Верат говорил о странных вещах, порой, своими каверзными вопросами выворачивая душу наизнанку: «Ты этого хотел от жизни?» «Что для тебя правда?» Говорил он мало, но слова резали словно нож, и ведь ничего конкретного не сказано,
