воспоминаний. – Он опять повернулся к окну и окунулся в свои мысли.
– Что-то еще важное случилось в тот вечер? – Он никак не мог вспомнить.
– Ах, да. Я же поехал к маме.
Автоматические ворота распахнулись, и серебристый автомобиль с тихим хрустом въехал на утрамбованную гравийную дорожку, ведущую мимо крытого бассейна к светлому двухэтажному коттеджу, расположившемуся в глубине участка. Выставив перед собой букет Юрий поднялся по невысокому крыльцу и позвонил в дверной звонок. Спустя некоторое время он услышал щелчок открываемого замка и дверь перед ним распахнулась.
– Ну, сына, заходи, – посторонившись, Екатерина Сергеевна впустила Юрия в просторный холл.
Перед ним стояла стройная, не сказать, что юная, но и назвать ее пожилой, язык бы не повернулся, женщина. Темные волосы аккуратно уложены в короткую стильную прическу, на лице безупречный макияж, ногти украшены маникюром. Совсем короткий рукав желтого платья открывает ровную загорелую кожу рук.
– Мамуля, привет, с Днем Рождения! – Юрий наклонился и расцеловал ее в обе щеки. – Это тебе, – протянул он яркий букет.
– О, красота какая, – восхитилась Екатерина Сергеевна, – где же такие делают?
– Да, практически, собственными руками смастерил, – похвалился Юрий.
– Хвастун, – осадила его мать, – тебе, чтобы такой сделать руки нужно другие вставить.
– Что сразу руки-то? – обиделся Юрий, – я правда помогал его делать.
– Ну все, обиделся, – констатировала Екатерина Сергеевна, потрепав сына по голове, – Нет, букет мне действительно очень понравился. Давай, не стой в дверях, проходи, – и она подтолкнула Юрия в комнату.
Букет и вправду был хорош. Цветы были собраны так плотно, что представляли собой единый, сверкающий яркими красками, разноцветный ковер, на котором стояли несколько человечков в национальных нарядах разных стран. Возле каждого человечка возвышался закрепленный на специальной палочке магнитик с изображением соответствующей страны или города. Весь букет был плотно обхвачен широкими зелеными листьями. В сужающейся к ручке части он был обернут вырезанными из открыток, и затем склеенными между собой видами с европейскими достопримечательностями. Причем по верхнему краю шпили замков, Биг-Бен, мосты, Пизанская и Эйфелева башни были вырезаны по контуру, так что казалось, что букет завернут в большую цветную снежинку. По нижнему краю эта импровизированная снежинка была туго обмотана узорной тесьмой, к которой был прикреплен большой конверт из плотной оберточной бумаги, с почтовой маркой, изображающей альпийский луг на фоне гор, и с налепленной по центру настоящей сургучной печатью.
– А что в конверте?
– Попробуй догадаться по букету.
– Неужели то, что я думаю? Даже жалко портить такую красоту.
– Можешь пока не рвать, – успокоил ее сын, – я тебе и так скажу. Мамуля, я поздравляю тебя с твоим днем и рад подарить тебе поездку в Швейцарию на десять дней на двух человек. Не переживай, это будет в августе, так что еще время есть. Выбирай, с кем поедешь. Сразу говорю, что я с тобой поехать не смогу.
– А можно я тогда тетю Люду приглашу?
– Конечно можно. Это же твой подарок, можешь кого хочешь приглашать.
Юра с мамой вошли в светлую, совмещенную с кухней гостиную. Вообще весь дом был очень светлым. Светлые стены, светлые полы, французские, во всю ширину комнаты, окна. Казалось весь дом был пронизан светом. Вот и сейчас заходящее солнце золотило белые с высокими спинками стулья, вспыхивало цветными бликами на столовых приборах, играло солнечными зайчиками по пушистому, цвета слоновой кости, ковру.
Мама купила этот дом уже после смерти папы. Не могла оставаться одна в пустой четырехкомнатной квартире. Юрке тогда было десять лет. Он очень переживал смерть отца. Она казалась ему такой нелепой, такой нереальной. В те годы он вообще не думал о смерти. Он просто жил себе, радовался жизни, и собирался жить вечно, и думал, что и его родители тоже будут жить вечно. Он помнил, как уже спустя много месяцев после смерти папы увидел на улице впереди себя идущего человека. И все в этом человеке, и одежда, и прическа, и походка были похожи на его отца. И Юрка очень долго шел за ним по улице, боясь приблизиться и ненароком разрушить это мимолетное наваждение. Он прекрасно понимал, что папы нет, но иллюзия была настолько реальной, что малыш шел следом целый квартал, глотая слезы и тихо подвывая, так, чтобы не заметили случайные прохожие: «Папа, папочка, обернись, посмотри на меня».
Маме тоже было очень трудно. Она была ко всему равнодушна, ничего не хотела делать, ходила в каком-то полусне. И даже события, которые казалось-бы должны были ее радовать, например, хорошие Юркины оценки, вызывали в ней новую волну слез: «Жалко папа не видит, какой у него сын». Из депрессии ее буквально вытащили сослуживцы мужа. Мало того, что фирма взяла на себя все расходы, связанные с похоронами, но, что еще более важно, Антон и Юля постоянно их навещали, брали с собой на дачу, приглашали на корпоративные мероприятия. Екатерина Сергеевна сначала отказывалась, но Антон был непреклонен:
– Екатерина Сергеевна, поймите, это же ваша компания. Все люди, которые в ней работают они зависят от Вас. Андрея Владимировича, к сожалению, нет. Мы с Юлей пока справляемся, но это не может быть вечно, нам нужен настоящий директор.
– Да какой же из меня директор? –удивлялась Катя, я же учитель начальных классов. Я же ничего в этом не понимаю, кто же меня слушать-то будет?
– Это даже хорошо, что Вы учитель. Вон каких шалопаев на верный путь наставляли, нам же Андрей Владимирович все про вас рассказывал, – Антон вздохнул, – а опыт, что? Опыт дело наживное. Где сами подучитесь, где мы с Юлей поможем. И слушаться Вас все будут. Пусть только попробуют ослушаться, Юля их быстро на место поставит.
– Юля, поставишь?
– Вот они у меня где будут, – Юля сжала кулак и рассмеялась.
Такие уговоры шли не день и не два, и даже не месяц. Но в конце концов Антону и Юле удалось вселить в Катю мысль, что она не вправе снимать с себя ответственность за всех людей, работающих в компании, что именно она должна продолжить дело мужа и встать во главе коллектива. Короче, в свои почти сорок лет Екатерина Сергеевна круто поменяла жизнь.
Поначалу было действительно очень трудно. Трудно не физически, не материально, а морально. Катя ощущала себя настолько некомпетентной, что ей было стыдно, когда к ней обращались с конкретным вопросом, а она не могла ничего толком ответить. Опять помогли Антон и Юля. Да и сама Катя старалась вникнуть во все тонкости производства. Привыкнув во всем доходить до мелочей, она и здесь пыталась до всего дойти сама.
