в нём должны быть кое-какие припасы, во всяком случае, в деревенский дом покойного Богдана, он твёрдо решил не возвращаться. Выйдя на улицу, Роман посмотрел на небо. Оно было затянуто обычной в эти осенние дни серой дымкой облаков, что давало надежду на возможность повторения грозы. Метрах в ста, из-за угла дома выбежал большой лохматый пёс, и затрусил в его сторону.
— Селин! Ты где блудишь? Я уже подумал, что ты смылся…
Приблизившийся на расстояние двадцати шагов, пёс остановился, подняв морду понюхал воздух и, зарычав, перебежал на другую сторону улицы. Это был явно не тот пёс, в образ которого перевоплощался домовой. Впалые бока клочьями покрывала грязная шерсть, местами открывая участки голой, с язвами шкурой. Часть отгнившей щеки оголила кривые зубы и клыки. Пёс снова задрал морду и хрипло завыл. В тон ему, с разных концов улиц, раздался ответный вой. Роман решил не испытывать судьбу и как можно скорее постарался пересечь улицу и укрыться в подъезде дома. Смысл увиденного, постепенно начал обретать форму. Для того, чтобы полностью убедиться в том, что мысли его верны, он, сильно рискуя, снова вышел на улицу, решив подтвердить или опровергнуть свою догадку. Проводив взглядом удаляющуюся фигуру собаки, Роман обратил внимание на остов машины, мимо которого он только что проходил. Весь кузов стареньких жигулей был усыпан дырами от пуль и ружейной картечи, чуть поодаль, едва заметными струйками прогретого воздуха над асфальтом притаились аномалии под названием «Жарка». Сомнений больше не было… У него получилось. Он стоял в другой Припяти две тысячи пятьдесят седьмого года, там, где жизнь измерялась количеством патронов, клыков с когтями, и умением хорошо скрываться от опасностей подстерегавших буквально повсюду, и он был как никогда счастлив получить всё это. Роман по-настоящему вернулся домой. Апофеозом к его возвращению была тёмно-бордовая туча, рассекаемая сотнями молний, охватившая весь край горизонта. Надвигался выброс. Вместе с ним к Роману возвращались дремавшие в нём долгое время навыки изменённого зрения и физической силы. Серые очертания улиц становились более чёткими. На них, словно гирлянды, фонтаны и смерчи, невообразимой своей красотой цветов и оттенков стали проявляться места скоплений аномалий. Обострившийся слух стал улавливать тысячи звуков, неслышимых обычным человеком. Лежавшие в нагрудных карманах артефакты «Компас» и «Болтун» едва ощутимым теплом и вибрацией в унисон сердцебиения, словно пронизывали всё тело, наполняя разум спокойной уверенностью и чувством, схожим со счастьем. Ещё немного постояв, привыкая к утраченным ощущениям, Роман пошёл к схрону Штуцера, разумно рассудив, что попасть под прямое воздействие выброса можно получить и не желательный эффект. Вслух сказал.
— Слишком хорошо… Это тоже не хорошо, — миновав дюжину аномалий, затаившихся в подъезде.
Подойдя к крышке люка, Роман насторожился. Она не была замаскирована. Першинг, опытный Сталкер, никогда бы не оставил укрытие, предварительно его не замаскировав. Ключа от люка в месте, где он обычно хранился, тоже не оказалось. Из этого следовало… кто-то в схроне находится сейчас, либо он попросту разграблен и поэтому нет смысла его скрывать. В любом случае, Роман, всё это планировал выяснить прямо сейчас. Потянув за кольцо, служившее ручкой, люк подался. Не имея при себе оружия, Роман надеялся воспользоваться фактором внезапности, но увидев кто является тайными посетителями, ошарашенным оказался сам. На одном из топчанов, служившим и лавкой, и кроватью одновременно, облокотившись спиной о стену сидел Першинг, а напротив в нелепой цветной рубахе, подперев своей огромной ручищей подбородок восседал излом Вася Погуляй. Посмотрев осоловелым от спиртного взглядом, Василий громко икнул.
— Ты, голубь… где шаришся. Шас выброс долбанёт… а мы к ему ишо как следавает не подготовились, — и продемонстрировал пустую бутылку. — Оно, конечно… тебе энти выбросы хоть бы хны… пускай молния тебе хоть в маковку долбанёт… а мы с энтим вражиной, от их, от выбросов энтих, страдания принимаем. Через что приходится эту гадость, шпирт, в себя толкать, а один я не могу… Что я, анкаголик какой? И что теперя делать прикажешь… Этот курёнок чуть пробку нюхнул и отключился… а мне теперь хоть померай… плевать ему… тоже мне, друг называется. Вот и ты тудажа… нет, чтобы поддержать, всё бегаешь, как тушкан какой.
После громкого выступления Васи, Першинг зашевелился.
— Ромыч! Правда… где ты шлындаешь? Мне этот представитель с планеты колдырей, за пол часа, пока тебя не было, весь мозг напрочь вынес… И так в аду живём, а тут тебе ещё одна кара господняя… Мало того, что не человек, ещё и алкаш. Ему хоть ведро налей… скажет, только горло промочил.
Излома слова Павла словно кипятком ошпарили.
— Не в жисть тебя больше другом не назову… Ты слыхал, Рома, он меня мало того, что анкаголиком выставил, ишо и планитянином обозвал. И вообще, тута не командывай… Это Романов схрон, а он в мою сторону, в отличии от тебя, никогда жадностяв не дозволял.
— Всё как всегда… — улыбаясь, подумал Роман. — Хватит вам… как дети малые… Было бы из-за чего сорится, этого добра тут на много лет хватит. Неси, Вася, шпирт на своё усмотрение… Будем встречу праздновать… Я ведь ваши рожи разлюбезные, целый год не видел, а вы старого друга скандалами встречаете.
Василий, уже было, отправился за новой порцией спиртного, довольный тем, что его инициатива по поводу продолжения застолья нашла поддержку в лице Романа, вдруг остановился.
— Может и правда ужо хватит, энтот шпирт глотать… а… Паш!
— Святые угодники… — всплеснул руками Першинг. — Ромыч! У нас ЧП произошло… У Василия крыша поехала… В кое-то веки, отказался свой шпирт лакать.
— Балабол ты, Павел., энто только в твоей бестолковой голове такие гадости на язык налипнуть можуть… Я тебе чё, псина какая? Лакать… С головой худо не у меня, а у Ромы… Видишь, совсем плохой стал от своих переживанияв… Сам на чуток выходил… я бы за энто время даже нужду справить не смог, а он заявляет, что по твоей роже и моему лицу соскучится успел, да ишо, к тому же, цельный год нас не видал…
Смысл того, что хотел объяснить Василий, минуя винные пары в голове Першинга, наконец обрели смысл.
— Рома! Может у тебя правда на нервной почве с головой беда приключилась? Это в Зоне с людьми часто бывает… Выбросы, ну и всё такое. Я, конечно, время не засекал, но ты от нас, то есть отсюда, всего минут двадцать как вышел, а теперь говоришь, что целый год нас не видел. Да твой кофе в кружке ещё не остыл… на, потрогай, — и протянул Роману термокружку, из которой он действительно пил
