Ку-Ку в свою пользу
– Здравствуйте, – раздалось со спины, и Татьяна, вздрогнув, недовольно поздоровались.
– Я Нина Свихрева, вот посмотрите, мы у массажиста встречались, забыли? – вытащила женщина себя, Нину Свих-реву, из сумки. – Смотрите: это моя золотая свадьба. Платье из жёлтого шёлка, клёш до пола. Длинный, длинный пояс переходит в большой бант— видите? Сумочка тоже жёлтая, а как же – в цвет платья. Туфли белые, но с золотой полоской. А это я с мужем, – тыкала она на костюм мужчины, из нагрудного кармана которого торчал жёлтый уголок под цвет галстука из того же шёлка, что и платье. – В итальянском ресторане отмечали. Порции там большие, столы богатые. Цветов надарили, едва унесли!
Выдав всё это, Нина Свихрева с гонорливым выражением умолкла, и Татьяна вспомнила поликлинику, очередь на массаж и квадратное лицо с чёрной „химией”, что делала квадратное лицо ещё квадратней. Возраст накладывает на лица стариков, как правило, печать доброты, сочувствия, либо отстранённости, а тут – самодовольство и надменность. „Интересно, кем она проработала и чьей была женой?”– неожиданно подумала Татьяна.
Оказалось, жили они в одном доме, а фото, которые Нина постоянно носила с собой, служили приманкой для знакомств – в очередях, магазинах, парках, улицах, общественном транспорте, вокзалах. Если к фото проявляли интерес, она вытаскивала другое, насаживая встречных всё глубже на крючок.
– А это мой балкон. У меня на Украине и сад был лучше всех.
Случалось, с нею соглашались:
– Да-а. Балкон убеждает.
– А работала я старшим бухгалтером в Министерстве Внутренних дел города Артёмовска. Мои друзья – порядочные люди: учителя, врачи, артисты, профессора.
После этих слов одни подозрительно вращали глазами, замолкали и теряли к ней интерес, другие начинали заискивать: с профессорским кругом знакомятся не каждый день… Если фото не вызывало интереса, Нина начинала убеждать, что не выдумывает, – она-де честная, порядочная, никогда не обманывает; её и соседи любили, и на работе уважали.
Узнав, что Татьяна собирается в Египет, Нина стала убеждать весь двор, что объездила полсвета, что каждый год («бывало, и два раза в году») ей выделяли путёвку на курорт либо в дом отдыха, потому как её любили, ценили, уважали.
Знакомые по Артёмовску, которым Нина названивала каждый день, присылали к праздникам открытки, которые она, как и фото, носила всегда с собой. Читать открытки Нина навязывала не только Татьяне, но и всем, кто хотя бы раз имел „счастье” видеть её фото. Чтобы не ссориться, Татьяна пробегала глазами по открыткам и возвращала их со словами:
– Хорошие у тебя друзья, Нина.
– А я, значит, нехорошая?
– А что ж в открытках нет ни слова о твоём Николае?
– Так мне же пишут!
– Ну да, глаза слезятся от книг, а не открыток, – намекала Татьяна на то, что книг Нина не читала.
Мужа Николая называла она не иначе, как „Моё сокровище”, на что он обычно реагировал хмыканием. «Не достойная этих хмыканий» Нина отплачивала ему упрёками либо бойкотами. Когда она выдумывала то, чего никогда не было, либо все разговоры сводились к ней, чистюле („под тумбочкой по нескольку раз в день протираю”, „салфетку на гладильной доске меняю в зависимости от цвета полотенца”), Коля хлопал дверью, садился на велосипед и на весь день уезжал в лес, однако от упрёков, что он не дорожит репутацией жены, его это не спасало.
