забор, на луг, и за стеной травы начать косить там. Но как это объяснить бабушке? А объяснять пришлось Кроту. Он появился из–под земли прямо под ногами у девочки.
— Эх, Маша, Маша, — огорчённо произнёс Крот, — и как же нам теперь ползти, нас же отовсюду будет видно. Что, нельзя было оставить полоску высокой травы?
«Это не я, это Василий», — чуть было не сказала в своё оправдание Маша, но вовремя остановилась, и ей стало неловко от того, что собственное упущение она сваливает на другого. Очень как–то по–детски получалось.
(Когда кто–нибудь из вас со временем станет руководителем, то не забывайте об одном очень важном моменте — за подчинёнными всегда нужен контроль, причём не только результатов выполненного задания, но и самого процесса выполнения.)
«Ну да, — решила Маша, — из меня вышел пока только хороший руководитель: вместо того, чтобы водить головой и следить, как Василий косит траву, я водила руками, выпалывая сорняки. И работа сделана не так. В руководстве всё–таки, важнее голова. В следующий раз лучше буду голововодителем».
Глава 51. В которой Маша решает проблему Крота, и приходит к выводу, что дарить подарки — это весьма непростое занятие, потому, что далеко не каждое дарованное тобою идёт во благо и вызывает радость у одариваемого.
Крот, уставившись на Машу, ожидал ответа.
— А вы знаете, — придумала девочка. — раз у нас сейчас нет высокой травы, чтобы укрыться, то можно её найти там, где она есть. Вот у нашего соседа, например, у дяди Сени. Давайте у него проведём заполз.
— НИ ЗА ЧТО! — раздельно, как по слогам, произнёс Крот. — Это ужасный человек, колдун. Он меня очень сильно обидел.
— Как это? — Маша недоумённо уставилась на Крота.
— А так это, — начал объяснять Крот, — было это весной, в снегогон.
И тут же закончил, потому, что Маша сразу же встряла с вопросом:
— А что это за снегогон такой?
— Название, — недоумённо ответил Крот. Вы что, свой месяцеслов не знаете?
— Какой такой месяцеслов? — не поняла девочка. — Что–то вы всё на каком–то непонятном языке изъясняетесь, ничего не понимаю.
— Это вы непонятно изъясняетесь, — стал терпеливо объяснять Крот, — а я говорю, и говорю вам на вашем же родном русском языке. Ваш латинский апрель на Руси снегогоном назывался, когда снег таял, ручьи бежали. А сейчас у нас не июнь, от римской богини Юноны, а изок, то есть кузнечик, коих в это время в изобилии. Вон, посмотрите, — показал он лапкой, — как раз один такой сидит. И ваш римский календарь — это просто месяцеслов. У вас в языке своих настоящих русских слов хоть осталось сколько–нибудь? Или сплошные заимствования? У меня начинает складываться впечатление, что может вы вообще народ собирательный, перекочевавший сюда из древней Италии, Греции, Германии, Франции и рОссеявшийся по территории. У вас что ни слово, то всё из этих языков. Тогда у вас точно нет прав на эту землю, мы кроты здесь испокон веку живём, а вы, скорее всего, пришлые племена.
Маша начинала понимать, что Крот своими рассуждениями скоро дойдёт до того, что у него есть не только права окружающих, но и гражданские права. И что именно они, кроты, здесь коренное население, а не россияне. И что если так пойдёт дело дальше, то и права на этот бабушкин участок можно оспорить. Представляете, какой судебный процесс развернётся — кроты против Российской Федерации. Еще, чего и гляди, в Европейском суде по правам человека поддержку найдут. Денег у них на это напасено навалом, и не в виде пустых бумажек–банкнот, а самых что ни на есть настоящих драгоценных камней. И всё из–за чего — словаря русского языка. Просто ужас. Нужно было срочно менять тему.
— Да, что это я? Переучилась совсем, очевидные вещи забывать стала, — затараторила Маша, чтобы сбить Крота с мысли, — конечно снегогон. У меня вообще день рождения в ….. (тут она порядком призадумалась, ведь нужно было как–то не промахнуться со словом «сентябрь», найти какое–нибудь его название, более или менее походящее на старорусский язык)… в листопад (нашлась Маша, внутренне готовясь к тому, что такого названия еще не встречалось).
— Ааа, — обрадовался Крот, — пришёл листопад — и лист облетел. Хмурень это, от того, что небо хмурится. Вы поэтому такая хмурая всё время?
— Я не хмурая, — не согласилась Маша, внутренне радуясь, что догадалась, — я серьёзная, и не всё время, просто мне много учиться приходится. Современная городская жизнь, знаете ли, совсем непроста. Постоянно какие–то вызовы возникают. Да и на уроках особо не повеселишься.
— А вы дома веселитесь, — посоветовал Крот, — придёте домой из школы и смейтесь сколько влезет.
— Что я, дурочка что ли просто так смеяться? — удивилась Маша. — Смех без причины — признак дурачины.
— А вы найдите причину, — предложил Крот.
— А вы сами найдите, — предложила Маша. — Вот вам сейчас смешно? А ну–ка, посмейтесь.
— Ха–ха–ха, — попытался Крот, — не получается.
— Вот и у меня не получается, — сказала Маша. — Чтобы смеяться, особое настроение нужно, или увидеть, услышать что–нибудь смешное. Ну да ладно с этим, лучше скажите, когда вы сами родились? — озадачила она Крота.
— А вот этого я не знаю, и не знаю, почему не знаю, — задумался Крот. — А с другой стороны, — начал он рассуждать, — если мы не ведём записей, то как нам тогда помнить. Единственное, что мы помним, это когда год проходит, — очень удобно отмечать по солнцестоянию, и тогда запоминаем сколько нам прошло лет. Вообще–то, пора осваивать письменность. Бумага у нас под землёй не сохранится, но вот высушенная кора очень даже. На ней можно корябать. Только придётся нам ваш алфавит заимствовать, а то свой придумывать ещё нужно, а это очень сложно. Вы ведь поможете?
— Конечно помогу, — заверила его Маша, а про себя подумала: «Что–то это заимствование алфавита мне напоминает».
— Так вот, — продолжил Крот, — в один из дней снегогона, а это был четверг, я это хорошо запомнил, потому что утром пролез в курятник за яичком, а ни одного уже не было, а ваша бабушка объясняла вашему соседу, что и ему яичек сегодня не даст, потому
