драматично хватается за грудь, куда я его толкнула, и проходит мимо меня к холодильнику, доставая каждому из нас по бутылке воды.
— Есть дерьмо, которое ты можешь делать онлайн, таким образом, ты можешь остаться здесь, и Норт никогда об этом не узнает. Деньги и секретность — это беспроигрышный вариант.
Я сажусь на диван, все еще чувствуя себя немного неуютно.
— Что, как девушка с камерой? Думаю, я могла бы вытащить свои сиськи наружу. Ты думаешь, у меня есть право голоса для секс-бизнеса?
Я шучу, у меня никогда не было бы уверенности в себе, чтобы делать такие вещи, но взгляд, которым Атлас бросает на меня, просто потрясающий. У меня не было никаких собственнических действий ни от одного из моих Связанных, подобных этому, так что пусть он заботится о моих сиськах… это довольно здорово.
— Только через мой гребаный труп, Фэллоуз. Никогда, и уж точно не раньше, чем я их увижу.
Я хихикаю и шевелю бровями, глядя на него.
— Разыграй свои карты правильно, и я, возможно, достану их позже.
Опять же, я шучу. Я знаю его во плоти уже около десяти часов, но от одного взгляда, которым он одаривает меня, у меня тают трусики прямо на теле.
— Я играю на победу, Оли. Это единственная раздача, которую я отказываюсь проигрывать.
Черт, и я почти уверена, что он выиграет, потому что я сейчас изо всех сил стараюсь сохранять хладнокровие, а он даже не пытается соблазнить меня. Я не смогу справиться ни с чем, что он бросит в меня прямо сейчас. Он замечает, как у меня плавятся мозги, и похотливо ухмыляется, даже когда включает телевизор и меняет тему.
Сначала неловко просто сидеть с ним и тусоваться, но он идеальный джентльмен, никогда не давит на меня и не задает вопросов, и я растягиваюсь на полу перед телевизором со всеми своими учебниками, чтобы поработать над следующим заданием, которое нужно передать Норту. Это стало моей навязчивой идеей, но я докажу, что этот человек неправ, даже если это убьет меня.
Когда мы оба, наконец, отправляемся спать, наступает неловкий момент, когда я хочу смутиться из-за старой, слишком большой хлопчатобумажной футболки, которую я ношу вместо пижамы, и шелковых боксерских шорт, но я не совсем любительница нижнего белья. Глаза Атласа все равно оценивающе скользят по мне, как будто я стою здесь только в кружевах, и я ловлю себя на том, что становлюсь зависимой от жара в его взгляде.
— Ты не против, если я буду спать в одних боксерах? Слишком жарко для рубашки, — бормочет он, когда я откидываю одеяло и забираюсь в постель.
Я пожимаю плечами.
— Все, что тебе удобно.
Я не упоминаю Грифона и его склонность делать то же самое. У меня болит в груди при мысли о том, что он придет сегодня вечером в мою комнату в общежитии и обнаружит, что она пуста, поэтому вместо этого я отправляю ему быстрое сообщение, чтобы сообщить, где я нахожусь. Я уже знаю, что он не ответит, но, по крайней мере, я пыталась.
Глава 22
Меня будит звук выбиваемой двери.
Атлас перелазит через меня, а затем спрыгивает с кровати на мою сторону, вставая между кроватью и тем, кто, черт возьми, только что прибыл. Для меня все слишком гладко, он определенно тренировался, и я завидую тому, как быстро его мозг подключился к сети, потому что я все еще пытаюсь понять, что, черт возьми, происходит прямо сейчас.
— Кто, черт возьми… ты издеваешься надо мной? В чем, черт возьми, твоя проблема, Дрейвен?
Мои глаза, наконец, привыкают к свету, льющемуся в комнату из кухни, и я обнаруживаю, что здесь реально Норт, врывающийся в квартиру с целой гребаной командой тактиков, потому что я посмела нарушить его дурацкие правила… переночевав в квартире Атласа, в двух кварталах от общежития.
Наверное, это из-за того, что я просыпаюсь в два часа ночи, но мне вдруг хочется разрыдаться от ярости и безнадежности. Атлас поворачивается к нему, оглядывая мужчин, одетых в спецодежду, как будто он собирается наказать их всех за то, что они появились здесь.
Я не чувствую притяжения ни к одному из них, так что, по крайней мере, Грифона здесь нет, чтобы увидеть этот беспорядок.
— У нее комендантский час, и она это знает, — говорит Норт, его голос звучит так же, как всегда, холодно и равнодушно, но я чувствую в нем разницу. Я была вынуждена провести с ним достаточно времени, чтобы знать, что под всем этим льдом он злится, злится, что я посмела нарушить его правила.
Я чувствую себя чертовым ребенком, которого ругают, и хмурое выражение лица Атласа говорит о том, что он чувствует то же самое.
— Она моя Связанная, и если я хочу, чтобы она спала в моей чертовой постели, то она так и сделает. Она не убегала и не делала ничего другого, что ты включил в свой список запретов. Я сам пойду в Совет, если ты попытаешься помешать ей прийти сюда.
Норт разглаживает рукой галстук.
— Удачи в том, чтобы заставить остальных членов Совета выступить против меня.
Он, наконец, смотрит на меня, его глаза оценивающие и не впечатленные моим растрепанным состоянием, в котором я сижу в своей старой, потрепанной пижаме.
— Мы уходим. Вставай, Фэллоуз.
Я подтягиваю колени к груди, оглядываясь на стоящих там мужчин.
— На мне даже лифчика нет, я не хочу…
— Я не спрашивал, что ты хочешь сделать. Я говорю тебе спуститься вниз и сесть в мою машину, Фэллоуз.
Мое сердце подступает к горлу и пытается задушить меня.
— Атлас тоже один из моих Связанных. Почему я не могу остаться здесь?
Норт не двигается с места, и его рот плотно сжат в неодобрительную линию. Ну, черт возьми. Атлас смещается вперед, как будто собирается напасть на них всех, и я действительно не хочу участвовать в этом. Я не могу позволить, чтобы это произошло, если это активирует мой дар, то для меня это будет большая игра, поэтому вместо этого я вздыхаю и встаю с кровати.
Слезы наворачиваются мне на глаза, когда я ухожу, не взглянув на Атласа. Мне не нужно видеть то, что написано на его лице, это только подтолкнет меня к чертовой грани. Может быть, он понял, что от меня слишком много гребаных проблем. Может быть, он наконец понял, что я ни хрена не