поет, презабавную.
— Какая-то? — усмехнулся первомаг, — да это София Федоровна Вяземская младшая дочь Государя Императора. Он в ней души не чает.
Едва мы с патроном оказались на свежем воздухе к парадному подкатил ректорский лимузин, куда мы вдвоем и уселись.
По моей просьбе я был высажен у одного приличного ателье по пошиву одежды, в том числе форменной для офицеров, обладающих достаточными финансовыми возможностями. В чем-в чем, а в деньгах я не нуждался, поэтому бодро шагнул внутрь здания под вывеской «Салон г-жи Поликарповой».
Мой графский перстень сыграл роль триггера, заставив обслуживающий персонал едва ли не летать по воздуху, лишь бы угодить Их Сиятельству. Я, конечно, не тщеславен (ну если только чуть-чуть), однако приятно, когда лишь одно твоё появление стимулирует людей на более активные действия.
Вскоре я оказался в полном распоряжении мужичка, определенно гомосексуальной ориентации — эдакий «сладенький» жопокрут. Я хоть и не являюсь воинствующим гомофобом, всегда старался держаться от этой братии как можно дальше. Однако сегодня мне пришлось терпеть его общество, поскольку одна девица из местных портних, на мой вопрос о компетентности кутюрье, закатив глаза, выдала:
— Так это же сам Митрофан Афанасьевич Панкратов, к нему очередь из московских модниц на пятилетие вперед расписана. Но для Вашего Сиятельства, всё самое лучшее.
Ну лучшее, так лучшее, я не возражаю, главное, чтобы не было от него специфических поползновений в мою сторону. Короче, господа гомики, делайте промеж себя всё что вам заблагорассудится, но меня не замайте.
— С вашей фигуры, господин граф, впору Аполлона лепить, или эллинских героев рисовать. Идеальные телесные пропорции, — ловко орудуя ленточным метром сыпал комплиментами кутюрье. Хотя, здесь он никакой не кутюрье, просто «мастер-портной», поскольку французская ересь под названием haute couture (высокая мода) еще не добралась до российских просторов. Закончив предварительные манипуляции с измерительным прибором, господин Панкратов на некоторое время замер в полной отрешенности от тварного мира, можно сказать, впал в медитативное состояние. Однако очень скоро отмер и, обратившись к одной из работниц, сказал: — Евгения Степановна, будьте добры, доставьте со склада комплекты девятьсот двенадцать и тысяча двести, а также образец тысяча тридцать пятый. — Ну ни хрена ж себе! Похоже, этот уникум держит в своей голове весь наличный ассортимент готовой одежды.
Долго ждать мне не пришлось. Означенные комплекты готовой офицерской парадной формы и шинель из дорогущего английского сукна были тут же доставлены. Осмотрев их, мастер немного подумал и, поменяв местами штаны с одного комплекта на другой, велел мне уединиться в примерочной кабинке.
Когда я вышел оттуда, Митрофан Афанасьевич осмотрел меня с ног до головы сначала в шинели и новой фуражке и, вроде бы, остался полностью удовлетворен. Затем велел снять верхнюю одежду и головной убор, после чего принялся бегать вокруг меня как заводной, при этом что-то записывал в свой блокнот. Лично я при осмотре себя в зеркале не нашел никаких огрех. А вот Панкратов, что-то такое все-таки углядел. Он заставил меня снова переодеться в прежнюю форму, попросив также снять все награды. Пока специалисты трудились над окончательной доводкой моей формы, мне были предложены чай или кофей. От кофею не отказался.
Не прошло и часа, как я уже стоял на шумной московской улице, сверкая золотыми майорскими погонами и прочими регалиями. Митрофан Афанасьевич настоятельно рекомендовал заказать дубликаты моих наград и определить их на шинель, что не возбраняется воинскими уставами. Данному совету не последую, ибо размещать «иконостас» еще и на верхней одежде, вовсе не обязательно, и для многих заслуженных ветеранов дороговато станет. А по мне так форменное излишество, граничащее с вопиющей нескромностью.
Первым из знакомых, кого я встретил в студгородке оказался Колька Жомов. Увидев на моих плечах майорские погоны, лепший кореш был удивлен до онемения. А после того, как усмотрел графский перстень на моей руке, он едва не сомлел, аж глаза закатились. Пришлось застывшего в ступоре парня едва ли не на себе затаскивать в мои апартаменты. Однако, стоило мне снять шинель, его глазищи стали размерами как у японских анимешных персонажей едва ли не с чайное блюдце. Лишь через пару минут, он, немного очухавшись, нашел в себе силы молвить:
— Ну ты даешь, Зуб! Очешуеть!
— А вот столь фамильярное обращение к Моему Сиятельству, Николай, чревато. Велю холопам, высекут на заднем дворе моего имения.
Разумеется, я сказал это в шутку. Однако приятель принял мои слова за чистую монету.
— Значит так, Ваше Сиятельство? — С нескрываемой обидой в голосе сказал Жом и собрался, было убраться восвояси. Пришлось ловить его за хлястик шинели и водворять обратно.
— Колян, ты чего это? Шуток не понимаешь? А ну, раздевайся, сейчас достойно сбрызнем мои награды, пока Валентины нет. Что-то она в последнее время уж очень сильно начала тебя опекать в плане выпивки.
Осознав, что мой тон всего лишь безобидный розыгрыш, приятель просветлел лицом и принялся снимать студенческую шинельку.
— Ну да, вредно, — грит, — много пить. О моем здоровье печется, родная.
Я принялся выставлять на стол закусь и выпивку — недаром после ателье забежал в один популярный столичный гастроном и затоварился там готовыми блюдами в фаянсовых тарелочках. Кастрюльках и судках. Но, как только мы собрались принять по первой, в комнату ворвалась взбудораженная Екатерина.
— Ну Зубов, стоит лишь на мгновение оставить мужа, как вы… — что именно хотела она сказать мы так и не узнали, ибо, увидев пополнение к моему иконостасу, а также графское кольцо на пальце, да еще майорские погоны на плечах, резко осеклась. Впрочем, ступор Катюшин длился значительно короче, чем у её супруга. Она довольно быстро пришла в чувства и, взвизгнув от восторга, принялась меня более внимательно осматривать. Наконец, обняв за шею, чмокнула героя в щечку и от чистого сердца сказала: — Поздравляю, Володя! Ты молодец! Вполне заслуженные награды. Ладно, сегодня отрываемся по полной. Может, Исидору кликнуть? А, Володь? — Но, увидев кислое выражение на моей физиономии, поняла всё без слов.
Глава 17
Легкий шелест пропеллеров «Левиафана-344», огромного пассажирского дирижабля следующего из подмосковного Нероково в город на берегу Японского моря, именуемый Восточный.
Нероково в иной реальности Внуково. Здесь это место также воздушная гавань, только для летательных аппаратов легче воздуха. Город Восточный на прежней Земле — Владивосток. Население тысяч триста, в основном военные и их семьи. В этой реальности также главная военно-морская база Российской Империи на Дальнем Востоке, поскольку благодаря стараниям магов-стихийников Залив Игнатова (на прежней моей Земле Золотой Рог) круглый год свободен ото льда. Залив, Петра Великого той реальности здесь называют Хашавей, от
