Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Многие мои респонденты придерживаются романтизированных мифов по поводу российской элиты – не только ее коллективных качеств, обеспечивающих ей превосходство над западной, но и ее отношений с массами.
Рассказывая мне о том, что ее филантропическая деятельность включает и оказание помощи людям, уволенным с предприятий мужа (смотрите главу 5), Ирина Седых подчеркивала, что в других странах положение намного хуже: «Насколько я знаю, американские компании гораздо циничнее в этом плане». Седых не склонна к антиамериканским настроениям; наоборот, она открыта миру и заинтересована в культурном обмене, особенно в сфере благотворительности. Тем не менее она искренне верит, что простые американцы никак не защищены в случае потери работы: «Там никого не волнует, что будет с сотрудниками и их семьями. А ведь когда вы увольняете сотрудника, нельзя забывать о том, что от него финансово зависят как минимум еще два человека».
Такое представление Седых о чувстве ответственности российских работодателей восходит к русской литературе XIX века. Славянофилы считали, что, в отличие от капиталистического Запада, которому потребовалось создание специальных институтов, регулировавших бы патронаж элит в отношении бедных, в России такая социальная забота развивалась сама по себе, как органически присущая российскому обществу.
Григорий, 31-летний сын олигарха, придерживается похожих взглядов. Мы встретились с ним на берегу Москвы-реки в одном из кафе комплекса «Красный Октябрь», расположенного на территории бывшей шоколадной фабрики. Как и Седых, Григорий убежден, что российская элита «ближе к обычным людям и больше заботится о них», чем западные элиты. Он заверил меня, что знает, о чем говорит, потому что рос на Западе – сначала во Франции, затем в США. Он считает, что в России богачи «не возводят высокие стены, чтобы отгородиться от народа, и относятся к простым людям очень открыто». Однако образ жизни, которого придерживается семья Григория, мало чем отличается от образа жизни критикуемой им западной элиты. Их роскошные дома в Подмосковье надежно спрятаны за высокими заборами, а последним членом семьи, имевшим отношение к простому народу, был дед Григория, который родился в провинциальной крестьянской семье и прошел путь до чиновника Министерства внешней торговли СССР в 1950-х годах.
Что же касается коллективных черт российской элиты, то, если верить популярному мифу, российские бизнесмены более динамичны, энергичны и открыты новому, чем их западные коллеги. Многие рассматривают успешный переход России к капитализму всего за два десятилетия – а не за двести лет, как было на Западе, – в качестве еще одного доказательства российского превосходства. Юрий Припачкин, родившийся в 1960 году, считает молодость российских предпринимателей одним из источников их жизненной силы. В среднем они на поколение моложе своих западных коллег. Эта группа, пояснил он, состоит из «людей, которые добились всего сами», поэтому они более предприимчивы и цепки. Ссылаясь на государственные меры по спасению банков в Великобритании в 2008 году, Припачкин опроверг западный тезис о том, что менталитет российских бизнесменов несет на себе отпечаток советского прошлого: «Напротив, по-социалистически мыслят многие западные предприниматели. Они считают, что в трудных ситуациях государство должно приходить к ним на помощь и выручать их». По его мнению, молодое и инновационно мыслящее поколение российского бизнеса лучше подготовлено к тому, чтобы успешно выдержать нынешние экономические штормы.
Бизнесмен Арсений вторил словам Припачкина о динамичности российских предпринимателей, а также называл черты, которые он считает специфически русскими: открытость и абсолютную щедрость, как эмоциональную, так и финансовую; страстную тягу к знаниям; способность к спонтанности и импровизации; умение наслаждаться скоростью и даже неопределенностью; смелость, граничащую с дерзостью; склонность к расточительству. По словам Арсения, он не смог бы жить на Западе: «Мне было бы там ужасно скучно». Будучи более или менее открытым геем в гомофобном российском обществе, он тем не менее считает западную политкорректность отталкивающей. По его мнению, она подавляет интеллект, самобытность и индивидуальность человека, тогда как Россия со всеми своими «потрясающе необыкновенными особенностями» обеспечивает достаточный простор для развития.
Я почти полтора часа просидела за столиком у окна в «Кафе Пушкинъ», ресторане с китчевым интерьером в стиле XIX века на одной из центральных московских улиц, в ожидании Виктории, дочери богатого бизнесмена. Официант смотрел на меня с подозрением, потому что за все это время я заказала только чашку чая. Но как только в зал вошла Виктория вместе со своей матерью Аллой и приветствовала меня, официант расплылся в улыбке и превратился в воплощенную любезность.
Виктория и Алла выглядели как героини телешоу о гламурной Москве: обе пепельные блондинки, шикарные и очень худые. Аллу, которая в свои пятьдесят с чем-то выглядит на тридцать, легко принять за сестру ее дочери. Впрочем, у них разная манера общения и, судя по всему, им нравится играть в дочки-матери. Обе пили зеленый чай и едва притронулись к своим салатам. Алла закурила, и дочь упрекнула ее за это: мать обещала бросить курить к тому времени, как дочь получит диплом Колледжа искусства и дизайна в Челси, но не выполнила обещания. Хотя Виктория окончила колледж всего полгода назад, они с подругой уже запустили собственную модную марку. По ее словам, она счастлива, что вернулась из Лондона в Россию: здесь она процветает. Больше всего этой энергичной молодой женщине нравится в Москве та свобода, которой она здесь наслаждается: перспектива начать бизнес в молодом возрасте вместо того, чтобы медленно подниматься по иерархической лестнице, и возможность нарушать правила, которые могут ограничивать личные амбиции. «Свобода, да, я думаю, у нас намного больше свободы, – подчеркнула она, и ее мать кивнула в знак согласия. – И здесь все происходит намного быстрее… Никогда не знаешь, что будет завтра. На Западе мне было бы скучно. Первое время в Лондоне мне нравилось, но потом и там стало скучно».
Осознавая провокационность своего вопроса, я поинтересовалась, зависит ли эта свобода от взяток. «Я никогда не даю взяток», – мило улыбнувшись, ответила Виктория. Когда я копнула глубже, выяснилось, что улаживанием всех формальностей, связанных с ее новой компанией, занимаются опытные юристы. Я спросила, как обстоят дела со свободой у тех, у кого нет денег на оплату юристов. «Я могу говорить только за себя», – ответила она в той же своей очаровательной манере. В конце концов, она не виновата в том, что ее отец так успешен, сказала Виктория. Самое меньшее, что она может сделать, – это извлечь максимум из своего положения благодаря усердной работе.
Виктории помогала мать, которая взяла на себя руководство вспомогательным персоналом, чтобы дочь смогла полностью сосредоточиться на творческой работе. Кроме того, Виктория сумела воспользоваться благоприятной тенденцией на рынке. Российские ответные
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
