После увиденного на тракте (сведения о масштабах мятежа в провинции, полученные Ланой от Дедули, соотносились с увиденной реальностью, как единица с сотней – в лучшем случае!) она не удивилась бы выбитым воротам. Потёкам смолы на стенах. Даже обугленным развалинам не удивилась бы тоже: порох здесь знали, ещё и как. Но полнейшая – девственная! – пустота берега… это было как-то чересчур.
В абсолютной и (что гораздо хуже!) непривычной растерянности она сделала несколько шагов вперед. Сделала – и споткнулась на ровном месте. Резко, рывком, словно неведомый иллюзионист взмахнул в свете софитов полой шитого золотом атласного плаща, перед ней возникло аббатство.
Возникло именно там, где ему и полагалось быть по логике вещей. Замшелые стены. Ворота, окованные тронутым ржавчиной железом. Отражающийся в озерной глади шпиль базилики. Всё без исключения пребывало на своих законных местах. Правда, несколько смущала пасмурная серость, решительно не соответствующая ясному раннему вечеру, окружавшему её только что…
Два шага назад – Лана слегка попятилась от неожиданности – и монастырь исчез. Пустой берег. Берег, на котором никто и никогда не строил даже хижину углежога. Солнце, привычно, как рваное одеяло, натягивающее на себя верхушки деревьев. Утомлённые холмы. И больше ничего.
Два шага вперед… вот он, голубчик! Серая хмарь – и невредимые, находящиеся на своём законном месте, стены. Ах, как интересно!
Лана, начавшая уже соображать, что к чему, снова отступила и проделала нехитрую манипуляцию, отключающую программную начинку линз. И тут же монастырь возник, словно бы ниоткуда.
Вот, значит, как. Поле, подавляющее электронные средства наблюдения. На планете, которая даже до пара не добралась. Ну-ну.
«Эх, Диксон, Диксон… четверть часа! Мы разминулись только на четверть часа, и эти пятнадцать, в пределе – двадцать минут навсегда лягут на чашу моих личных весов. Чашу с надписью „не успела“. Даже умирая, ты задал вектор. Даже мёртвый, ты привёл того, кого надо, туда, куда следует. Спасибо, Диксон. Прости за руку. И за то, что не похоронила тебя по всем правилам, прости тоже. Уверена, ты знаешь: тогда у меня не было выбора. И о заказанной и оплаченной заупокойной мессе ты тоже знаешь. Я сделала всё, что могла – на том этапе.
Но если мне хоть сколько-нибудь повезёт, твоя отрубленная рука вышибет немало зубов и вытащит из трясины порядочно людей. Я не верну тебя к жизни, но за смерть отомщу. Да, решая собственные задачи, но это лучше, чем ничего. Ты достоин мести».
Кивнув своим мыслям, Лана снова шагнула к озеру. Стены, ворота, шпиль, отражающийся в водной глади и вдруг – темнота…
– Жива?
Мужской голос, доносящийся откуда-то сверху, выдаёт нетерпение говорящего. Нетерпение и, пожалуй, недовольство. Открывать глаза явно не следует.
– Жива.
Второй определённо моложе. Первому на основании голоса Лана дала бы лет тридцать – тридцать пять, первому хорошо если двадцать с хвостиком. Ощупывает её младший. Да как ощупывает-то! Эх, если бы не необходимость притворяться обморочной курицей, летел бы ты сейчас!
– Ну, вот и хорошо, – старший спокоен и рассудителен. – Ещё подколем для порядка, чтобы по дороге рыпаться не начала, и понесём.
«Подколем»? Ах ты… чем же это меня так… комбинация полей, что ли? А почему в первый раз не сработало?
– А ничего так, повезло начальству… – ещё один молокосос завистливо вздыхает. – Слышь, а может я её сейчас того… оприходую по-быстрому? Ну обидно же, когда ещё она к курсантам попадёт! Ты-то полакомишься!
– Я тебя сейчас самого оприходую, – обещает старший негромко, но так веско, что сомневаться не приходится: оприходует. Обязательно. Сначала по голове, а потом уж как получится… стоп. «К курсантам»?!!
Забыв об осторожности, Лана слегка приоткрыла один глаз. Зря, в общем-то: дрожание ресниц было замечено, к шее, под разраженное «Спать, спать!» старшего прижался шприц-тюбик, и мир снова померк. Но и одного короткого взгляда хватило: из-под потрёпанной сутаны выбивался воротник-стойка повседневной формы Галактического Легиона.
В чувство Лану Дитц привели две довольно увесистые оплеухи. Ответить, как подобает, на сие непотребство помешали руки, связанные за головой.
– Лежи смирно! – прикрикнула особа, когда-то крепко сбитая, а теперь начавшая раздаваться во всех направлениях, кроме вертикального. Прикрикнула, что характерно, на интере, и с одеждой используемый язык не коррелировал вообще никак. Облачена особа была в местный вариант «соблазнительного платья».
По крайней мере, именно так называлось то, что было на ней надето, в информационных файлах, которыми Лана забивала несчастные свои извилины всю дорогу от Большого Шанхая до Шекспира.
– Если не станешь дёргаться, всё пройдёт хорошо. Да и было бы из-за чего переживать? Можно подумать, ты девственница! Не придуривайся, я проверила! И хватит на меня зыркать! И до тебя зыркали, и после тебя будут!
Зыркать действительно не стоило. Поскольку хоть какую-то свободу действий можно было получить, только убедив хозяйку (если не положения, то уж заведения точно) в своей относительной безобидности. Правда, вот это как раз должно быть не так уж и трудно, порукой тому – сочетание отчетливо голубоватых белков глаз женщины и смешанного аромата ванили и кайенского перца, разлитого в воздухе. Ох, как же всё запущенно…
– Ну, вот и умница. Тело у тебя недурное, мордашка, – хозяйка небрежно ухватила Лану за подбородок и повертела голову туда-сюда, – так себе, конечно, но свежачок он и есть свежачок… в общем, если не станешь валять дурака, задержишься здесь. Мы тут офицеров ублажаем, не что-нибудь. Будешь дурить – окажешься в солдатском крыле, а там такая нагрузка… тебе не понравится. Поняла? Ну, передохни пока, аукцион через полчаса.
«Мадам» – а кем ещё могла быть эта женщина? – похлопала Лану по голому колену, встала с края кровати, на котором до сих пор восседала, и вышла за дверь, сбитую из увесистых даже на вид деревянных плах. Теперь можно было обревизовать состояние и положение.
Итак. Комната маленькая, кровать в ней еле поместилась, низкий потолок, стрельчатое окно. На ум сразу приходит слово «келья». Кровать, кстати, новодел, пользоваться ею начали совсем недавно. И, между прочим, непохоже, чтобы это помещение изначально предназначалось для сна. Какими бы мягкими ни были здесь зимы, отсутствие даже намека на очаг должно делать сон в этой комнатушке не только сомнительным удовольствием, но и весьма небезопасной затеей. Хотя кто их знает, монахов, может, они таким образом плоть умерщвляют? До полного прекращения жизнедеятельности?
Так или иначе, нашлёпка светильника в центре потолка не имеет ничего общего с временнЫм отрезком, в котором официально пребывает заселённая территория планеты Шекспир.
Руки даже не прикручены к изголовью кровати, просто связаны. Причём для сей благой цели применили витой кожаный шнур. Что уже несомненный плюс. С наручниками, синтетическими жгутами или теми же пластиковыми стяжками было бы куда хуже, а это так, мелочёвка, даже не интересно. И ноги свободны. Не учили «мадам» в школе «горгон». Оно и к лучшему, пожалуй. Что ещё?
