Ким быстро стекает с холма и прячет винтовку в заранее подготовленный тайник. Вот в его руках вместо оружия тяжелая поклажа, которую необходимо доставить домой. Конечно, есть возможность столкнуться с военным патрулем, но таковая есть всегда, и зачастую эти встречи очень опасны, так как все зависит от того, в каком настроении будут солдаты. Бывали случаи, и убивали, самого Кима не раз и не два избивали – просто так, походя, от делать нечего. Но парень терпел. Скрипел зубами, изнывал от клокотавшей в нем злобы, но терпел. И вот сегодня его терпение вознаграждено.
Японские собаки получают свое сполна. Ему удалось раздобыть точные сведения, а японцы пусть еще поищут своего вестового. Кстати, никакого самурайского духа в нем и близко не оказалось, раскололся очень быстро, да так тараторил, что Ким едва успевал понимать, о чем ему вещает пленник. Нет, жизнь это ему не спасло, а вот от дальнейших мучений, избавило.
– Эй, ты! А ну стой!
Недаром бабушка все время повторяла: никогда не думай о плохом – оно и не случится. Патруль. Трое всадников. Не иначе как услышали выстрел, а не увидеть полыхнувшего аэростата – это вообще слепым нужно быть. Свели ли они это воедино, пока непонятно, так что даже если и начнут мять бока, придется опять терпеть.
– Да, господин, – смиренно поклонившись, как и подобает перед солдатами великой Японии, откликнулся Ким.
– Ты кто такой? Откуда? Что тут делаешь? – сурово сдвинув брови, поинтересовался всадник с капральскими нашивками.
– Я – Арым, из Яньцзюанцзы, возвращаюсь домой. Я был носильщиком у солдат, а теперь меня отпустили домой. Сказали, чтобы возвращался, когда стрельбы не станет, а пока носильщики не нужны.
– А чего ты с холма спускался?
– Интересно было посмотреть, но оттуда ничего не видно. А когда в небе взорвалась эта штука, сильно испугался.
– Господин капрал, врет он все. Он русский шпион. Вы же видели, как и я, тот росчерк в небе – я уверен, что он был с этого холма. Скорее всего, какая-то шутиха, на которые китайцы такие мастера, а шару много и не надо – одной искры хватит.
– Этот – кореец.
– А какая разница? Позвольте поспрашивать эту свинью, как положено. Вот увидите, что я прав.
– Давай. Если окажешься прав, то награда обеспечена.
Ким, сжавшись в подобострастной позе, сильно замешанной на ужасе, охватившем бедного корейца, внутренне весь изготовился к схватке.
Эти что-то видели и, похоже, сделали правильные выводы. Знай они о существовании трассирующих пуль – тут же обо всем догадались бы, если даже без этой информации были близки к разгадке. Правда, будь здесь возможность разговаривать и решить таким образом хоть что-либо, можно было разбить эту теорию на раз. Здесь и слишком большое расстояние, на котором невозможно удержать точное прицеливание, чтобы попасть в такую маленькую цель, здесь и невозможность маленькой шутихи пролететь так далеко, а большая будет выглядеть иначе, здесь и отсутствие дымного шлейфа, и слишком низкая скорость шутихи. Одним словом, выдвинуть можно было очень много контраргументов, вот только кавалеристы и не думали интересоваться, возможно или невозможно: в том, что он имеет к этому отношение, они ничуть не сомневались. Ну ошибутся – и что с того? Одним недочеловеком больше, одним меньше – какая разница.
Ким понял, что на этот раз обойтись простыми тумаками не получится, а если так, то и изображать из себя увальня в дальнейшем нет никакого смысла. Главное – чтобы они все слезли с коней. Напрасные тревоги: как видно, фигура сильного молодого человека проступала, даже несмотря на развевающиеся свободные лохмотья. Все трое японских солдат спешились и быстро обступили корейца. Все, дальше тянуть нельзя, инициатива должна исходить именно от него – это непреложный закон противостояния одиночки группе.
Никаких столь любимых в восточных единоборствах стоек, перетекающих поз, выверенных, четких, красивых и завораживающих движений, походящих на странный притягивающий взор танец. Ничего близкого. Только смертоносная эффективность, скупые резкие движения, ничего лишнего, каждый удар направлен если не на мгновенную смерть, то как минимум на увечье, чтобы вывести противника из боя хотя бы кратковременно, – добить можно и позже.
Рука корейца, словно атакующая кобра, метнулась навстречу самому опасному из тройки. Почему он самый опасный? А на войне просто так, за красивые глазки, капралами не становятся, это по меньшей мере невыгодно офицерам, которые за своих капралов и сержантов держатся как за самое драгоценное имущество. Удар костяшками согнутых пальцев пришелся именно туда, куда и целил Ким, сдерживать его он не пытался, а потому в том, что у повалившегося на землю и хрипящего начальника патруля перебита трахея, даже не сомневался.
Ким стремительно шагнул вперед, переступая через повалившегося противника, двое других только-только сообразили, что произошло нечто такое, чего они, собственно, не ожидали. Один из солдат потянул из ножен меч, второй бросился на врага, намереваясь достать его ногой. Ким присел под удар, слегка подавшись вперед, и нанес сокрушительный удар кулаком в пах. Да-а, как видно, японскому парню такое обхождение не понравилось, потому как его крик практически тут же перешел в тонкое сипение и хрип, а сам нападающий сжался от скрючившей его боли, сотрясаясь всем телом.
Еще не успев полностью подняться, Ким уже был вынужден уклоняться от третьего, решившего достать его мечом. Ему едва удалось уйти в сторону – клинок просвистел буквально у самого уха и даже слегка рассек плечо, но вот большего добиться японец не смог, так как, продолжая движение, кореец с разворота нанес удар ногой в основание шеи противника, отчего его буквально снесло и опрокинуло на землю. Добить обездвиженных противников – дело нескольких секунд, а потом – уходить. Раствориться как можно быстрее, хватит на сегодня испытывать судьбу.
– Опять пошли.
Солдат, по всему видно, не первогодок: не будь войны – так, наверное, уже дома был бы, вспахивая родимый клин, внимательно вглядывается в поле перед траншеями. Из-за висящей сплошной пеленой пыли и все время вздымающихся султанов разрывов видно плохо, но рассмотреть происходящее впереди все же можно. От проволочного заграждения уже ничего не осталось – частью порвано взрывами снарядов, частью перерублено солдатами в прежние попытки атаковать зарывшихся глубоко в землю русских. Тела многих храбрецов сейчас лежат там, обозначая некую линию, оставшуюся для неприятеля непреодолимой.
Поле перед позициями усеяно трупами и ранеными настолько, что наступающим приходится идти по телам своих товарищей в буквальном смысле этого слова. Цепи атакуют все так же густо: потери ничему не учат этих самураев. В первых рядах почти сплошной стеной идут солдаты, несущие тяжелые стальные щиты, к этим щитоносцам стараются жаться остальные, так как эта нехитрая конструкция гарантирует защиту хотя бы от пулеметов и винтовок. Если случится шрапнель или осколки снарядов, тоже вполне защищают, вот только если разрыв будет впереди и как минимум в нескольких метрах, а так – снесет взрывной волной, и никакие осколки не нужны.
