Книга Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

Мир замедлился, тени исчезли, оставшись неприятным металлическим привкусом во рту. Аннетт чувствовала теплые пальцы Молли, проверяющие ее пульс.

– Эй, ты меня слышишь? – Мол сжала ее ладони, стараясь отогреть безнадежно заледеневшие пальцы.

– Да, все нормально… – На измученном лице появилась слабая улыбка.

Губы едва шевелились, тело было ватным, непослушным, будто она купалась в киселе и никак не могла из него выбраться.

– Это, по-твоему, нормально? – Молли вздохнула. – Я же просила, просила не заглядывать в зеркало так часто.

– Весь день ничего в нем не было, только вечером. Одна жизнь… и то, так вышло, просто женщины говорили о девочке и…

– Ладно бы жизнь, посмотрела бы и ушла, а нет, решила вмешаться, изменить что-то. Разве не понимаешь: если суждено, значит, сбудется. Любым способом. Ты можешь помочь, немного сгладить проблемы, дать больше тепла, но не изменить судьбу.

Молли задержала дыхание, дожидалась, когда эмоции утихнут и сердце перестанет вырываться из-под ребер от переживаний. Ей было жаль, жаль, что Ани вот так тает у нее на глазах, отдавая всю себя тем, кто об этом даже не узнает.

– Многие покидают пекарню, чтобы жить для себя… идти по узкой тропе своих препятствий. Не от усталости. Изношенные сердца не могут биться так же легко, как и раньше. Их нужно менять. Вот только это жестоко. Здесь не задерживаются те, кто вот так, как ты, выжимают из себя все соки.

Ани поежилась, ощущая неприятный холодок, бегущий по спине, несмотря на теплую шаль. Острый укол боли напомнил о том, что она жива, что внутри все еще есть тепло. Не хотелось думать о смерти… нет.

– Ты мне близка. Я не смогу верить твоим обещаниям, не могу просить уйти. Твое место здесь, – Молли собралась с силами, встала с колен. – Мы исправим это иначе.

Она подошла к зеркалу, приподнялась на носочки, аккуратно сняла его со стены и поставила на пол. Выбирать не приходилось: Мол с дрожью в руках представляла, что могло бы случиться, не реши она подняться раньше обычного. Четверть часа, четверть, которая могла стоить… нет, это точно не стоит пускать в свои мысли.

– Я найду, чем накрыть, а Роберт, как вернется, спрячет его. Так не будет соблазна… какого соблазна? Не будет чувства долга. Ты никому ничего не должна. Помощь – добрая воля, а не работа.

– Только не говори ему, ладно? – Ани вдруг стало совсем не по себе.

– Нет, он должен знать. Случись что с ним, тоже молчать? О, Ани, он ведь любит тебя, ему важно быть значимым, иметь возможность помочь. Учись принимать это.

Молли взволнованно посмотрела на Аннетт, после вновь на часы: опаздывала на встречу с Яковом, но он подождет, он все поймет, всегда понимал. Вот только оставить подругу одну не могла.

– Ох, уже семь. Сколько же я с тобой сижу? И как мне уйти? Вот как? – взволнованно спрашивала Молли.

Ани не успела ответить – зашел Роберт.

– Что произошло? – Роб внимательно посмотрел на девушек.

– Я опаздываю на встречу, а Ани… не хочу оставлять ее одну, – отозвалась Молли.

– Я с ней побуду, – ответил Роберт, привалился плечом к дверному проему и наклонил голову. – Иди, Яков ждет тебя у входа. Коул остался у мистера Уильтера. Завтра привезет мясо на пироги, там задержки.

– Побудь, но это, – Молли показала на зеркало, – спрячь. Ей не стоит смотреть. Ни сегодня, ни завтра. А там как Коул скажет. Моя роль маленькая: я храню информацию и направляю в нужное русло. Твоя – забота об Ани. Она едва дышала, когда я поднялась.

Голос Молли был непривычно хриплым, а свойственная ей плавность движений сменилась взволнованными жестами. Она немного задержалась, сомневаясь, уходить или нет.

– Иди, тебе лучше развеяться. Не переживай, я помогу и сделаю все, что нужно.

– Нельзя, конечно, так делать, сердце не на месте. Но да, от моих переживаний ничего не изменится, – она улыбнулась, как всегда, широко и открыто, стараясь спрятать за улыбкой удушающую волну эмоций.

– Все будет в порядке, – успокоил ее Роберт.

– Я тебе верю, – Молли благодарно посмотрела на него и, покраснев, поспешила собираться.

Аннетт вдохнула, посмотрела в окно. За ним было пустынно – а разве должно быть иначе? Улица Лоткред была одной из самых тихих, наполненных неспешными прохожими. До тех пор, пока не открывалась пекарня. А после все вновь замирало. Как сейчас ее сердце.

– Осторожно… Давай побудем в комнате.

Роберт не ждал ее согласия, легко подхватил на руки, прижал к себе и улыбнулся тому, как Ани выразительно вскинула брови.

– Я бы сказал, что ты смотришь на меня с каким-то печальным обожанием, но воздержусь – не лучший комплимент для мужчины.

– Мне с тобой спокойно…

Ани осторожно провела пальцами по контуру его лица, коснулась обветренных губ. Она чувствовала, как от него веяло теплом, слышала, как равномерно стучало его сердце.

Страх исчез, отступила боль. Стерлись из памяти пыльные двери в почтовом отделении, где Мария монотонно сортировала письма. Вот только повисшая тишина отдаленно напоминала о только что пережитых эмоциях.

– И я тебя люблю.

Роберт коротко поцеловал ее в висок. Он уверенно ступал по скрипучим ступеням. Совсем немного – и они оказались в мансарде. Там, где так легко было встретить ночные кошмары и так же просто их отпустить, зная, что рядом тот, кто поможет.

Когда Роб сел на кровать, Аннетт уткнулась ему в грудь, задумчиво улыбаясь и вспоминая разговоры с Молли. Чувствовала, как Роберт гладит ее по спине, как аккуратно его ладонь скользит по ее свитеру, согревая заботой. Она думала… размышляла, что не хотела большего. Не хотела или не была готова – не знала.

– Все в порядке. Ты не одна.

Роб мягко улыбнулся, запрокидывая голову на подушку.

Он всегда так говорил, всегда. И почему-то работало. Горло перестал сжимать безотчетный страх. Ани больше не тонула в нем, не захлебывалась черной водой своих волнений. Все отступало. Казалось, тепло Роберта могло растопить любые ледяные глыбы.

Но там, за окном, по-прежнему витал холод и неприятный, будоражащий воспоминания, затхлый запах прогнивших листьев. Это сейчас они под слоем снега. Но еще немного, еще чуть-чуть, и весна обнажит потрескавшийся асфальт, неровную брусчатку, грязь и все то, что так хотелось затолкать поглубже и больше никогда не видеть.