Улыбка была уже готова на лице Дэна, когда Бесс подошла к столу за новой книгой.
— Вы очень хороший и совсем не похожи на медведя. Мама говорит, что мужчине всегда тяжело находиться взаперти, а в особенности это должно быть ужасно вам после вашей неограниченной свободы.
Если бы Бесс не рассматривала книги, она бы заметила, как Дэн съежился от ее последних слов. Он ничего не ответил, но другой человек понял, что значило выражение его лица, и миссис Джо, захватив свою рабочую корзину, поспешила в соседнюю комнату, думая, что там может понадобиться громоотвод, так как Дэн походил на грозовую тучу, заряженную электричеством.
— Что нам читать, тетя? Дэну все равно, а вы знаете его вкус. Посоветуйте мне что-нибудь хорошее и недлинное. Джози скоро вернется, — сказала Бесс, роясь в книгах на столе.
Раньше чем миссис Джо успела ответить, Дэн вытащил из-под подушки сильно потрепанную книгу и, передавая ее Бесс, сказал:
— Пожалуйста, прочтите третий рассказ. Он хороший и недлинный, я люблю его.
Книга сама открылась на надлежащем месте, и Бесс улыбнулась, увидев заглавие.
— Неужели, Дэн, вам нравится эта немецкая повесть? В ней говорится о сражениях, но, насколько я помню, она очень сентиментальна.
— Я знаю, но я так мало читал, что простые рассказы больше всего мне подходят. Я почти всю книгу выучил наизусть, но мне никогда не скучно слушать про сражающихся рыцарей, злых духов, ангелов и прекрасных дам. Прочтите «Рыцаря Аслауги», я уверен, что вам понравится. Эдвальд слишком мягок, но Фрода великолепен, а ангел с золотыми волосами всегда напоминает мне вас.
Покуда Дэн говорил, миссис Джо уселась против зеркала, в котором она могла наблюдать за выражением его лица, а Бесс придвинула большое кресло и сказала, поднимая руки, чтобы перевязать ленту, придерживавшую ее густые мягкие локоны:
— Надеюсь, что волосы Аслауги не были так непослушны, как мои. Вечно они валятся. Сейчас я буду готова, Дэн.
— Пожалуйста, распустите их. Я люблю, когда они блестят на солнце. Они отдохнут, а вы будете служить хорошей иллюстрацией к рассказу, Золотоголовочка, — просил Дэн, называя ее детским прозвищем.
Бесс засмеялась, встряхнула головкой и принялась читать, радуясь, что волосы закрывают ее лицо, так как комплименты всегда ее смущали. Дэн слушал внимательно, не пропуская ни одного слова, из которых каждое имело для него большее значение, чем для всякого другого слушателя. Лицо его постепенно прояснялось и вскоре приобрело то выражение, которое оно всегда носило, когда что-нибудь прекрасное или доблестное пробуждало в нем его лучшее «я». Это был поэтичный рассказ Фуке о рыцаре Фроде и о прекрасной дочери Зигурда. Последняя представляет собой скорее духа и является своему возлюбленному в минуты опасности и испытаний, так же как во время победы и радостей. Она становится его добрым гением, укрепляя его в мужестве, благородстве и правде и вдохновляя на великие подвиги блеском своих золотых волос, которые днем и ночью светят ему на поле битвы и во сне. Наконец, после смерти этот лучезарный дух встречает его на пороге лучшего мира, где он получает награду за все пережитые страдания.
Из всей книги эта повесть казалась наименее подходящей для Дэна, и даже миссис Джо удивилась, заметив, что он понял идею рассказа, скрытую сентиментальным языком и поэтичными образами. Но, слушая и наблюдая, она вспомнила, что Дэн всегда отличался скрытой чуткостью, которая делала его способным восхищаться красотой цветка, грацией животного, изяществом женщины, героизмом мужчины и всеми теми высшими проявлениями духа, которые связывают между собою сердца, хотя он, не обладая красноречием, не умел проявлять эту, унаследованную им от матери, более нежную сторону своей натуры. Страдания души и тела укротили его необузданный нрав, а окружившая его атмосфера ласки и заботы очистила и согрела его сердце, и теперь оно жаждало той пищи, которой Дэн так долго пренебрегал. Эти ощущения были ясно написаны на его выразительном лице, в то время как он, думая, что никто не видит его, с невыразимой тоской глядел на девушку, служившую в его глазах воплощением красоты, мира, счастья и любви.
Сердце миссис Джо болезненно сжалось, ибо она ясно сознавала всю безнадежность подобной мечты.
Свет и мрак не были столь различны между собой, как невинная Бесс и грешный Дэн. Девушка еще ни о чем не догадывалась, но красноречивые глаза Дэна вскоре могли выдать его тайну, и сколько было бы горького разочарования для него и отчаяния для Бесс, которая была так же холодна и чиста, как ее мрамор, и не допускала покуда даже и мысли о любви.
«Как жизнь жестока к моему бедному мальчику. Не могу же я теперь разбивать его мечты и отнимать у него тот дух добра, который он начинает любить. Когда все мои питомцы наконец устроятся, я никогда не заведу себе новых: душа рвется, глядя на них, и силы мои также совершенно истощились», — думала миссис Джо, пришивая подкладку к рукаву Тедди вверх ногами.
Чтение скоро кончилось, Бесс поправила волосы, а Дэн, в своем увлечении снова став самим собой, спросил ее мнение о прочитанном.
— Рассказ очень хорош, и я понимаю его мысль, но мне всегда больше нравилась «Ундина».
— Конечно, она вам больше подходит: лилии, жемчуг, духи и чистая вода. Я увлекался прежде «Синтрамом»[30], но я полюбил этот, когда… гм, когда мне не везло в жизни. Он успокоил меня. В нем есть что-то для души.
Бесс широко раскрыла глаза, удивляясь неожиданному интересу Дэна к душе, но только кивнула, говоря:
— Некоторые стихи очень хороши. Их бы следовало положить на музыку.
Дэн засмеялся:
— Иногда по вечерам я пел последний куплет на мотив собственного сочинения:
Созвучьям неба ты внимаешь,
Твой дивный взор не омрачен,
И свет живой он отражает…
Блажен, тебя кто обожает,
Аслауга, и кто честь стяжает
Быть рыцарем твоим, твоим рабом.
— А вот это лучше подойдет к вам теперь. — И, желая принять участие в его интересе, Бесс тихо прочла:
Пусть залечатся раны героя,
И пусть рыцарь окрепнет скорей,
Чтоб в борьбу вновь вступить,
Честь и жизнь защитить…
Брань всего его сердцу милей!
— Я не герой и никогда таковым не буду. А слава и жизнь уже больше не для меня. Все равно. Прочтите мне газету, пожалуйста. Я окончательно одурел после своего ушиба.
Дэн говорил мягко, но лицо его снова потемнело, и он беспокойно двигал головой, как будто шелковая подушка была полна колючих шипов. Заметив перемену его настроения, Бесс спокойно положила книгу, взяла газету и пробежала глазами столбцы.
