Книга Песнь Давида - Эми Хармон

Моисей

Я услышал какой-то грохот внизу и настороженно замер, чувствуя легкую злость. Кэтлин недавно уснула, и я очень не хотел, чтобы ее будили. У нее начали расти зубы, из-за чего она стала раздражительной и более чем несчастной. Затем я услышал Милли – она говорила на повышенных тонах и даже показалась мне сердитой, – и я прислушался. До меня донесся басовитый голос Тага и крик еще более рассерженной Милли. Я подошел к вершине лестницы и уловил обрывки ее фраз. Она говорила на одном дыхании и изливала все накопившиеся эмоции. Затем дверь в спальню закрылась, и голоса притихли. Я начал спускаться, впервые за неделю чувствуя проблеск надежды. Не знаю, как она это сделала, но Милли удалось заманить Тага в комнату. Все наконец-то близилось к развязке.

Генри ворвался в дом с именем Милли на устах, и я спрыгнул с оставшихся ступенек, чтобы перехватить его:

– Генри, стой!

Мальчик подскочил и обернулся, удивившись истошности моего голоса. Я никому не позволю прервать то, что происходит за той дверью.

– Не заходи туда. Милли с Тагом. Нам нужно дать им побыть вдвоем какое-то время.

Генри перевел взгляд с меня на закрытую дверь и медленно кивнул. Я достал нам из холодильника холодную колу, закинул руку ему на плечи и повел мальчика на улицу. Мы сели на веранде, закинув ноги на перила, и наблюдали за Джорджией, попивая свои напитки. Я любил наблюдать за Джорджией в процессе работы.

– Аксель никогда не катался на лошади, – заметил Генри, явно вспоминая прошлый вечер, когда Аксель с Майки подогнали пикап Тага, поскольку не знали, где его припарковать в Солт-Лейке, когда все в таком подвешенном состоянии.

– Ага. Ты показал ему, как это делается?

Я знал, что Генри немного покрасовался перед ними, но хотел дать ему возможность поговорить об этом. Таг не спустился, чтобы встретить друзей. Чудо, что он вообще согласился поговорить с Милли.

– Да. Я учусь у него, а он у меня, – кивнул Генри. – Я – часть команды.

Пришла моя очередь кивать. Таг собрал вокруг себя удивительных людей. И круче всего в них было то, как они относились к Генри.

– В команде нет «я», – внезапно произнес мальчик серьезным голосом, словно повторяя то, что слышал в школе или в зале.

– Нет.

– В «Команде Тага» тоже нет «я», – добавил он.

– Нет.

– А мы – «Команда Тага»?

Я начал было объяснять, что такое «Команда Тага», – бренд, бойцы, зал, – но затем остановился.

– Да. Мы «Команда Тага».

– Потому что мы любим его?

– Да.

У меня снова сдавило горло от эмоций. Как же я устал от них. Но Генри умел подкрасться исподтишка со своими очевидными фактами и рассказать их так, чтобы они казались очень глубокими. В Вегасе Милли, как могла, объяснила ему состояние Тага, и после этого он попросил меня сводить его в парикмахерскую, чтобы его тоже остригли. Честно говоря, я не знал, почему ему пришла в голову эта идея. Я просто решил, что он сделал Тага своим кумиром. Но Милли была поражена, когда узнала о его решении. Судя по всему, оно далось мальчику нелегко. Теперь я понял, что таким образом Генри хотел оказать Тагу моральную поддержку, показать, что он – часть команды.

Я наблюдал, как Джорджия перепрыгивает через забор и идет к нам, радуясь, что у меня тоже есть ее моральная поддержка.

– В Амелии есть «я», – просто сказал Генри, словно это сводило на нет весь спор о «я» в команде.

Я громко хохотнул от облегчения, и Генри поднял голову, глядя на меня с любопытством.

– Приятель, ты так хорошо справлялся! Я думал, что ты хочешь меня вдохновить, – фыркнул я, по-прежнему хохоча. Это было приятно.

– В Генри нет «я», – тоскливо произнес он.

– И в Моисее, – добавил я, никак не переставая смеяться. – Мы с тобой самоотверженные.

– В Джорджии есть «я», – продолжил Генри, когда она присоединилась к нам на веранде.

– Ага, мне ли не знать. Только о себе и думает! – пошутил я, потянув Джорджию за руку, чтобы она подошла ближе. Она обняла меня за шею и ласково поцеловала в губы.

– Где Милли? – спросила она, игнорируя мой подкол.

– С Тагом, – ответил Генри. – И мы даем им побыть вдвоем.

Джорджия перевела на меня взгляд и вскинула брови.

– Да? – спросила она с надеждой.

– Ага. И Милли с ним не нежничала, – тихо добавил я. Но Генри все равно услышал.

– Пугливых бойцов не бывает, – повторил он, как попугай. – Так говорит Таг. И еще он говорит, что Амелия борется каждый чертов день.

– И хвала Господу за это! – сказала Джорджия, напомнив мне мою прабабушку Кэтлин. Они обе были девушками из леванской глубинки, которые много лет жили по соседству. Так что, наверное, это не удивительно.

– Аминь, – согласился я.

– Мухаммед Амели, – пошутила Джорджия. – Порхает как бабочка…

– Жалит как пчела, – закончили мы с Генри.

– Пойду загляну к Кэтлин, – сказала Джорджия, уходя от нас.

Я знал, что она будет подслушивать в гостиной, но не стал выводить ее на чистую воду, надеясь, что она потом доложит о ситуации. Генри тоже встал и пошел к загону, чтобы пообщаться с Сакеттом, который побежал навстречу, чтобы поприветствовать его.

Боковым зрением я увидел какое-то пульсирующее мерцание, как над черной поверхностью в жаркий день. Моя шея нагрелась, но, вместо того чтобы воспротивиться, я поднял стены, из любопытства отвечая на зов. На этот раз это была не Молли.

Я узнал ее, хоть и видел до этого всего раз. Она показала мне кружево. Просто развевающееся кружево. А затем исчезла. Но я все понял, и впервые с того дня, как Таг пропал, тиски на моем сердце немного ослабли.

Я поменял комнату, отсиживаясь в разных частях дома моего лучшего друга. Но на этот раз я не прятался. Я восстанавливался. Надеялся. Может, в этом все дело. Я просто позволил себе надеяться.

Никто не стучался. Никто не приносил еду и не просовывал записки под дверью. Даже Генри. Мы с Милли знали, что о нем позаботятся, поэтому с чистой совестью заперлись вдвоем в комнате.

Снаружи стемнело, и на небе показались звезды. Милли их не видела, но я рассказал ей, что они ярко светят за большим эркерным окном гостевой комнаты. Рассказал ей, как в детстве спал под этими звездами на батуте на заднем дворике нашего дома в Далласе. Рассказал ей, как спустя десять лет мы с Моисеем лежали под ними в лодке, плывущей по реке Нил в Африке. Я взглянул на это безграничное небо, и меня вновь охватило это знакомое чувство. То же чувство, что и в детве. Я не казался себе незначительным под этими звездами. Я чувствовал себя гигантом, будто небеса вращались вокруг меня. Я был больше, чем звезды. Больше и ярче, и весь мир принадлежал мне. Я был таким огромным, что мог полностью затмить звезду большим пальцем, закрыть часть неба одной ладонью. Какая сила. Какое величие. Тогда я был не Давидом, а Голиафом.