— Надежда Денисовна сказала, что ты ничего не ел со вчерашнего дня.
Я села в соседнее кресло и посмотрела на профиль папы. Было видно, насколько тяжело дались ему события прошедших дней. Он стал чуть бледнее обычного, а под глазами залегли темные круги.
— Может, ответишь мне? — снова задала вопрос, но на этот раз с укором.
— Я знал, — произнес он и сцепил пальцы в замок.
— Что именно?
— Про их деятельность. — Встретившись с ним взглядом, я не увидела ни горечи, ни сожаления. Только равнодушие. И это сильно удивило меня. Либо он умело скрывал свои истинные эмоции, либо пустил ситуацию на самотек.
— Мы с Григорьевым обнаружили недостачу в прошлом году, незадолго до заключения под стражу Звягинцева. Тогда его подставил Токарев.
— То есть у тебя в руках были доказательства и ты ничего не предпринял? — Я искренне возмутилась.
— Нет. Решил подождать. Вы же встречались, большая любовь — было интересно, во что это выльется. А еще возникли подозрения по поводу твоей матери. Надо было дать им время. Они обязательно прокололись бы! Тогда я объявил, что ищу приемника и специально ставил на Вадима, говорил при твоей матери, насколько хорошим помощником он тебе будет, часто замечая ее триумф. — Отец заерзал, устраиваясь поудобнее. — История со Звягинцевым произошла неслучайно, Ань. Полагаю, тут надо сказать спасибо Люде. Этот щенок не осмелился бы провернуть такое никогда в жизни.
Стало страшно от образа, который вырисовывался передо мной. Неужели отец настолько расчетлив и самоуверен, что не испугался риска. К тому же:
— Хочешь сказать, Звягинцев сел незаслуженно, и ты это не пресек это из банального любопытства?
— Леонид сел очень даже заслуженно. Думаю, он получал свою долю в размере десяти процентов — согласится на меньшее было бы верхом глупости, — но даже несмотря на это, оставался пешкой. Твоя мать догадалась, учуяла, что я копаю под них. Поэтому и директор внезапно стал козлом отпущения, и Вадим преклонил перед тобой колено, пытаясь таким образом подлизаться ко мне.
Я перевела взгляд с него на сад и задумалась: если папа все знал, тогда почему выжидал? Зачем подпускать человек так близко к телу, если он намеревается обобрать тебя?
— Потому что не хотел верить, — ответил он, как только я спросила. — Мы с твоей мамой через многое прошли, Аня, но наша любовь остыла еще лет десять назад, а может, и раньше. Все это время у каждого из нас была своя жизнь. Я занимался работой, иногда отдыхал на стороне, а она посещала светские рауты, развивала благотворительный фонд, в который я инвестировал немало денег, и теперь жалею, если честно. Когда ты была мелкой, Люда еще делилась результатами, но как только ты переехала учиться за границу, наступило подозрительное затишье. — Он зевнул и растер лицо ладонью. — По-хорошему, можно было бы подать на развод, но тогда я потерял бы акции, а она — положение в обществе. М-да. Обоюдное решение играть в счастливую семью и не мешать друг другу наслаждаться жизнью вылилось вот в эту ерунду.
Сказанное папой не укладывалось в голове. Сколько себя помню, я видела совершенно иную картину. Да, они тоже ругались, порой говорили друг другу обидные вещи, но причина ссор всегда оставалось для меня загадкой и быстро забывалась, так как не проходило и дня, как родители находили компромиссы, шли навстречу и мирились.
— Знаешь, пап, я не хочу знать, почему она так поступила, но хоть мама и предала наше доверие…
— Ты все равно бы с ней увиделась? Я прав? — После моего кивка отец усмехнулся: — В этом вся ты.
Моя голова невольно опустилась. Мне было больно вспоминать о ее предательстве, о том, как она наплевала на мой выбор и по сути пошла по головам, выбрав первой целью Арсения, но сердце все равно тянулось к ней. Наверное, потому что она моя мать.
— Не спеши только, хорошо? Пусть побудет в одиночестве. Порой оно лучшее лекарство от вредности. — Отец провел ладонью по моим волосам, как часто делал в детстве. Тогда я счастливо улыбалась в ответ на ласку, а сейчас:
— Пап, я не хочу становится во главе компании.
— Я знаю, дочка. Пойду поем, что ли. И правда, совсем забыл о еде.
После этого разговора предстоящая ответственность, которая меня безмерно тяготила, спала с плеч. Работать стало гораздо легче, особенно спустя неделю, когда отец объявил о намерении задержаться на посту еще на некоторое время. Безусловно это вызвало волну возмущения среди акционеров, но при нас никто не посмел высказать недовольство. А в сторону Арса вообще многие косились, предполагая, что Алмазный выдвинет именно его кандидатуру. С дочкой ведь дело не выгорело.
— Грустишь опять? — спросил муж, войдя вслед за мной в кабинет.
— Немного, — призналась ему и, обернувшись, уткнулась носом ему в грудь.
— Ты хорошо держалась. Умница!
Я фыркнула.
— На самом деле тебе досталась ужасная плакса, но только сейчас у тебя есть уникальная возможность представить, что твоей жене все по плечу.
— Может, ты и плакса, но весьма отважная. — Он оттеснил меня назад до тех пор, пока я не уперлась бедрами о стол. — Строгая. Соблазнительная. Сегодня особенно.
— Арс… — попыталась воззвать к его совести, потому как рука мужа уже бессовестно полезла под блузку. — Ты же знаешь мои принципы. В офисе ни-ни!
— А как же новые ощущения? — сменив интонации, произнес он таинственным голосом.
— На нас повесили завод. Ощущений от этого тьма.
— О-о-о… — Арсений провел ладонью по моим рукам, покрывшимся мурашками. — Кажется, кое-кто уже начал изменять своим принципам.
— Ни за что! — сказала твердо, а сама закрыла глаза и склонила голову в сторону, давая ему возможность припасть губами к шее.
— Малыш, — хрипло произнес он и коротко поцеловал, — может, ты сходишь к ней? Поговоришь и вернешь себе настроение.
От возбуждения не осталось и следа. Вот зачем он об этом заговорил и именно сейчас?
— Я уже, — прошептала ему в ответ.
— Почему не сказала? Ты поэтому сегодня едва ли не плачешь? — Я кивнула и прижалась к нему. Не стоит ему видеть мою боль — своих проблем хватает. — Аня, ну-ка посмотри на меня.
Арсений отстранился, а мне что-то расхотелось делиться. Да и чем собственно? Мама отказалась со мной разговаривать. Когда она увидела меня, тут же вскочила и попросила отменить свидание. Просьба уделить своей дочери хотя бы минуту так и осталась неуслышанной. А папа и вовсе сказал, что другой реакции не ожидал. Она считала нас врагами, ведь мы не поверили в ее невиновность.
Может, жестоко, но в первые дни я не хотела видеться с матерью — слишком сильной была обида. А после у нее заиграла гордыня.
Теперь вопросом ее освобождения от уголовной ответственности занимался адвокат.
— Аня.
