Лотэсса не пробовала утешить себя тем, что Маритэ в сущности не спрашивала ее мнения, разворачивая колесо времени в обратном направлении. Сейчас, как никогда остро, она ощущала, что предала Валтора, обрекла его на смерть, соблазнившись копией. И ведь она так долго верила, что любит короля Дайрии. Бросила ради него Эдана. И Альву по сути бросила, даже не попробовав разыскать ее. Она так хотела быть рядом с Дайрицем!
Что ж, хотела, вот и получай! Нынешний Валтор не просто равнодушен к ней, он ее презирает, считает бесчестной распутной женщиной. А вправе ли она упрекать его за это? Да, вправе. Ведь его поведение недостойно рыцаря и уж тем более короля. Но только праведность гнева не уменьшает страданий, напротив, делает их еще мучительнее.
Когда сил уже совсем не осталось, и на смену рыданиям пришло тупое оцепенение, Тэсс приняла решение, от которого стало еще больнее. Она должна покинуть Тиарис и, если получится, Дайрию. Это лучшее, что она может сделать. Единственное, что ей осталось. Вернуться в Элар, выйти замуж за ненавистного Ильда взамен потребовав отказаться от войны с Дайрией. Йеланд — мерзавец, но в отличие от Валтора, одержим страстью к ней. Есть шанс купить мир, покорившись ему. Ее жизнь все равно больше ничего не стоит, но зато принеся себя в жертву, можно спасти множество чужих жизней. А еще, вернувшись в Элар, она первым делом попробует вытащить Альву из Фьерры, если только Торн не сделает это раньше.
Девушка с трудом поднялась с кровати, заставила себя умыться, причесать волосы. Двигаясь как в тумане, принялась собирать драгоценности в небольшую дорожную сумку. В который раз она это делает? Кажется, впервые она собирала свои украшения, когда вместе с Ланом планировала бежать из Вельтаны и поднять восстание против Дайрийца. Как давно это было! В другой жизни, в другом мире.
Вспомнив о порванной жемчужной нити, она с трудом подавила новый приступ слез. Нет, плакать больше нельзя. По крайней мере, не сейчас и не об этом. Пусть это украшение и было ей особенно дорого. Вернувшись домой из Дайрии прошлой весной, Тэсс не могла поверить своим глазам, найдя нитку бордового жемчуга в одной из своих шкатулок. Наверное, это был прощальный подарок от Маритэ. Богиня отняла у нее любимого, но оставила память о нем.
Теперь от прежнего Валтора осталось только кольцо, с которым девушка никогда не расставалась. И не расстанется до самого последнего дня, никогда не снимет с безымянного пальца левой руки и не позволит Йеланду надеть вместо него другое. Потому что свой последний миг она хочет встретить глядя на этот перстень и уносясь мыслями к тому, кто его подарил.
Неожиданным образом воспоминания о прежнем Валторе придали ей сил, постепенно наполняя новым смыслом бездонную пустоту в ее сердце. Пожертвовать собой ради своей страны и ради его страны — вот цель, которая стоит того, чтоб наперекор боли идти вперед до конца.
Находясь во власти лихорадочного воодушевления, девушка собралась достаточно быстро, но обстоятельно: деньги, драгоценности, необходимая одежда. За окном, между тем, давно рассвело. На смену темной ветреной ночи пришел хмурый день. Грязно-белые тучи низко нависали над землей, но уже не неслись по прихоти ветра, а словно застыли на одном месте.
Нужно спешить, пока не явились служанки и, тем более, графиня. Хорошо, что всем известна ее привычка долго спать по утрам. Остается надеяться, что после ночного приема они явятся еще позже, чем обычно.
Тэсс накинула на плечи темно-синий плащ, постаравшись спрятать под ним сумки. Ну вот и все. Пора уходить. Отчего-то вместо того, чтоб выйти из покоев, она направилась к балкону.
Распахнула дверь, в первый миг почти задохнулась холодным воздухом и обвела прощальным взглядом парк, погруженный в серый осенний сон. Озеро с ее балкона нельзя было увидеть целиком, только часть его. Вода, отражавшая тучи, казалась застывшим темным зеркалом. Тэсса поежилась, вспомнив зеркала Уивинорэ, куда они с Валтором бросились в поисках Маритэ.
От созерцания мрачной картины ее отвлек шум за спиной. Так и есть — это графиня. Будь проклят глупый сентиментальный порыв, из-за которого она не вышла парой минут раньше. Впрочем, в этом случае она все равно могла бы столкнуться с фрейлиной в коридорах. Так, быть может, даже лучше. Графиня Фиделл если и не стала ей другом, то хотя бы искренне заботилась. Теперь Тэсс сможет по крайней мере попрощаться по-человечески со своей фрейлиной.
Однако прощание вышло странным и сумбурным. Девушка не могла толком объяснить, почему она покидает Тиарис и куда направляется. Поток вопросов, которыми засыпала ее графиня, быстро утомил. Она вновь ужасно злилась, что не смогла уйти до прихода эны Фиделл.
Затянувшееся прощание смогли прервать лишь лживые заверения, что она оставляет столицу ненадолго и вскорости вернется. Оставив графиню, девушка поспешила покинуть дворец и добраться до конюшен, про себя непрестанно молясь об избежании лишних встреч.
В дворцовых конюшнях в столь ранний час было пусто к огромному облегчению Лотэссы. Распорядитель конюшен и работники, конечно, были на месте, а хозяева лошадей в такой час только-только начали пробуждаться. Сезон осенней охоты, заставлявший аристократов просыпаться чуть ли не затемно, уже миновал. А вчерашний прием, без сомнения, заставит большую часть придворной знати проснуться позже обычного.
Тэсс попросила юного конюха привести к ней Лавинтию. Светло-серая грива лошадки напоминала ей пышные седые волосы Владычицы Храма Маритэ, а горделивая осанка животного только усиливала сходство. Девушка так и не привыкла к новой лошади, потому что выезжать за пределы Тиариса ей было запрещено, а кататься по городу не очень-то хотелось. Однако во время редких прогулок по столице они с Лавинтией неплохо ладили. Оставалось надеяться, что во время дальней поездки лошадка тоже покажет себя умницей.
Грум уже собрался помочь Тэссе забраться в седло, когда сзади послышался мужской голос:
— Позвольте мне.
Не успев обернуться, Тэсс уже знала, кого увидит за спиной.
— Эн Табрэ, — с трудом сдерживая досаду, она постаралась придать лицу доброжелательное выражение.
— Мне было бы приятнее, если бы вы обращались ко мне по имени, прекрасная Лотэсса.
Тэсс проглотила замечание о том, что ей было бы приятнее, если бы Табрэ не забывал о титуле, обращаясь к ней. Очевидно, сын канцлера считал, что влюбленным поэтам позволительна фамильярность.
— Что вы делаете здесь в столь ранний час? — поинтересовалась Тэсса, с грустью провожая глазами грума, который поспешил ретироваться, чтоб не мешать беседе знатных господ.
— Я хотел спросить вас о том же. Впрочем, час не совсем ранний, уже за полдень. Хотя, признаться, я не спал этой ночью.
— Писали стихи? — она натянуто улыбнулась, про себя посылая собеседника ко всем демонам.
— Нет. Все больше размышлял.
Если Табрэ надеялся, что Тэсса спросит, о чем именно он думал, то сильно просчитался. Ей не было ни малейшего дела до его дум и бессонницы.
