Он, услышав своё имя, не отреагировал. Дрожал, прикрытый простыней, не в силах совладать с напряжением, охватившим тело. Бледный, с лихорадочно блестевшими глазами, бастард походил на мальчишку, перепуганного до смерти словами матери. Так и было.
Вошёл Ирмгард. Похоже, он уже знает о случившемся:
— Что делать собираешься? — глянув на приготовления и приподняв край простыни, присвистнул: — Прижигать нужно.
— Зачем прижигать? Заживать будет плохо, начнёт гноиться и тогда будет ещё хуже. Швы нужно наложить.
— Швы?
Больной переводил взор с одного на другого, плохо понимая, о чём идёт речь. Ему и не надо понимать. Его дело лежать тихо и стараться не проронить ни звука. Будет стыдно перед госпожой.
— Пей, сынок, — мать приподняла голову, поднося кувшин с вином, — сколько сможешь.
Он много сможет. Вино вкусное, крепкое. Оно заглушит боль, и он забудется в хмельном бреду… От выпитого ранее уже голова шла кру́гом, вызывая приятные воспоминания, о том, что было на переправе. Он, как только видел госпожу, безошибочно угадывая её в темноте или издалека, всегда вспоминал тот поцелуй. Дыхание останавливалось, сердце грохотало кузнечным молотом, в животе закручивался жгут. Желание, горячее, безостановочное, сводило с ума. Хотелось вновь почувствовать тяжесть её тела в руках, её нежные ладони на своих плечах, её мягкие губы на своих губах. Вот так бы нёс красавицу далеко, не выпуская из рук. Всю жизнь…
— Что случилось с отрядом? — Наташа отвела вице-графа в сторонку, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, спрятав дрожащие руки в карманы. Нащупав там мобильник, сжала в ладони. Она так и прибежала с ним после истерики Кэйти.
— На них напали на обратном пути. Завязался бой. Наёмников оказалось много. Отец отправил Кристофа за помощью. Только они далеко отсюда.
— Далеко… — эхом отозвалась девушка, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Уцепившись за локоть парня, закрыла глаза, собираясь с мыслями. Отец отправил сына, чтобы спасти от неминуемой гибели. «Господи, спаси их…» — стонала душа. — А графиню они встретили?
— Встретили… Дитрих с отрядом поскакал на помощь.
— Значит, ты теперь за хозяина, — мелькнула мысль, что убийца сказал, что задняя калитка открыта. — А калитка у конюшни… — Кивнула в сторону предполагаемого нахождения стены. — Её проверили? Ты вообще в курсе, что происходит? Или тебя до сих пор держат в неведении?
— За кого ты меня принимаешь? Мы уже попытали этого пса. Пока не сильно. Отец прибудет — с ним будет другой разговор.
Наташа поёжилась. Набегали слёзы. В ушах стояли слова убийцы: «Они все уже мертвы». «Господи, — уткнулась лбом в плечо вице-графа, почувствовав его ладонь на своей голове, — не дай свершиться несправедливости, спаси и сохрани их. Всех». Судя по ранам Кристофа, противник был серьёзный. Наёмники. Нет, она будет думать только о хорошем. А лучше отвлечься. Пора заняться лечением. Вот и Франц.
Швейный материал… Она своими руками в косынку вместе с тонкими шерстяными нитками ввязывала белые шёлковые катушечные. Для прочности. Чтобы косынка не растягивалась и сохраняла форму после стирки. Можно сплести нить в несколько сложений. Игла…
— Ирмгард, нужен кто-то из мужчин — аккуратный, с сильными пальцами. Игла будет плохо проходить сквозь кожу. Мне понадобится помощь, — перехватив его взгляд, улыбнулась. — Нет, тебе не нужно этого делать. Ты ещё слаб.
— Ланзо. Он весной зашивал коню бок.
Госпожа кивнула. Этого немолодого воина она помнила. Он прижигал ей рану в лесу.
* * *
Распустив косынку до нужной длины нити, Наташа приготовила всё для проведения операции.
Ланзо, выслушав и поняв, что от него требуется, прищуренным взором с интересом посмотрел на госпожу. Без лишних слов согласно кивнул.
Сказать, что было трудно — ничего не сказать. Она волновалась. Начиная с дрожания пальцев рук и частого поверхностного дыхания. Заканчивая похолодевшими ступнями ног и пересохшим горлом.
Берта наотрез отказалась уйти, устроившись возле сына и зажав его руки. Рядом пристроился Ирмгард, на случай, если потребуется помощь.
Франца выставили за дверь, чтобы никого не пускал.
Приготовленные обрезки нитей дезинфицировались в мисочке с вином. Нужна водка. Девушка вспомнила, как Дитрих интересовался её изготовлением. Это возможно.
Кристоф не стонал. Когда ему было особенно больно, он дёргал головой, морщась, и тогда Берта склонялась к нему, поглаживая и успокаивая.
Руки у Ланзо, после соответствующей обработки, несмотря на их грубость и неуклюжесть, оказались чуткими и едва ли не стерильными. Наташа напряжённо улыбалась, глядя в его удивлённые глаза.
— Сколько вам лет? — она сделала прокол, чуть отстраняясь и давая возможность перехватить мужчине «медицинский» инструмент.
— Пятьдесят два, госпожа, — он уверенно и плавно протолкнул иглу через кожу. — Шип у вас необычный.
— У вас есть семья? — снова перехватила иглу, делая укол.
— Нет, госпожа, — подхватил «шип», проталкивая.
— Здесь столько женщин и никто не нравится? — она лукаво заглянула в его глаза, продолжая операцию.
Он усмехнулся:
— Нравится, — вздохнул, уже автоматически соединяя ткани.
— И?
— Это Кива, — вмешалась Берта. — Женщина без мужчины, что лошадь без узды.
Наташа удивилась, присматриваясь к мужчине. А что? Симпатичный, видный, хоть и не такой могучий и высокий, как многие из воинов. Кормилице вице-графа подошёл бы:
— И что Кива?
— Она даже не догадывается, — снова сунула свой пятак кухарка. — Наш Ланзо безбранный.
— Поняла, скромный, — она улыбнулась, а воин зарделся. Вот те раз! — Надо исправить ситуацию.
— Госпожа, не слушайте бабу. Волос долог, а язык длинней.
Берта, издав непонятный звук, похожий на угрозу, насупилась, отворачиваясь.
— Да-а, Ланзо, сегодня вы останетесь без вкусного, — девушка грустно улыбнулась.
Ирмгард ушёл на обход, распорядившись добавить свечей.
За разговорами не заметили, как всё закончили. Только распрямив спину, Наташа почувствовала, как устала. Сколько длилась «операция»? Вечность! За окном глубокая ночь.
Кристоф, весь потный, тяжело дышал. Он не смог сам разжать зубы и Ланзо ему помог.
Обработав, получившийся довольно аккуратным шов, наложили повязку.
Когда парень оказался в кровати, девушка облегчённо вздохнула, расслабляясь.
От протяжного собачьего воя и раздавшегося следом громкого звука рожка на крепостной стене, все вздрогнули, замерев и расширив глаза.
В проёме резко распахнувшейся двери вырисовалась сгорбленная фигурка Франца.
