У него закружилась голова. А через мгновение обнаружил, что ладонь лежит на ее груди. Через тонкую ткань он ощущал жар ее тела. Оба застыли. Разве может быть момент прекраснее, подумал он. И вдруг ее взгляд скользнул вниз.
— Это не то, что ты думаешь, — пробормотал он и тут же возненавидел себя.
Надеюсь, именно то. — Ее уверенный смешок заставил его спросить себя, делала ли она это раньше. Думать об этом не хотелось.
Больше они не разговаривали. По крайней мере, Макс не мог припомнить слов. Дэйна стянула с него школьный блейзер. Ее лицо было так близко, ее дыхание щекотало кожу. Должен ли и он снять с нее что-нибудь? Ее пальцы принялись расстегивать пуговицы на его рубашке. Макс знал, что он худой. Может, ей не нравятся скелеты. Как бы он хотел выглядеть как мужчина, а не мальчишка. Может, схватить свои вещи и убежать, пока не поздно?
Дэйна поцеловала его грудь. Поцелуй проник прямо до самого сердца.
Осторожно, но уверенно она потянула его вниз, на ледяной пол. Он весь дрожал — от предвкушения и страха. Конечно, он все испортит, в этом можно не сомневаться, но, похоже, пути назад больше нет. Он пожалел, что не занялся этим в первый раз с кем-нибудь, к кому был бы равнодушен, для практики.
Макс понял, что брюки расстегнуты, но Дэйна отодвинулась. Он открыл глаза. Их взгляды встретились, и в ее глазах он увидел желание. Возбуждение захлестнуло его. Он и не думал, что такое бывает. Он боялся, что если пошевелится, то все закончится и он проснется один в своей постели.
Дэйна сняла блузку. У Макса закружилась голова от вида ее обнаженной кожи. Она коснулась губами его шеи, и они неловко опустились на грязные мебельных чехлы.
— Эй… — пробормотал он.
Они целовались, его руки гладили ее спину, ее грудь. В классе над ними начинался урок, они слышали шаги и скрип стульев. Макс пришел в ужас от мысли, что их могут застать тут.
Он начал раздевать ее. Быстро снял лифчик, колготки и трусики. Юбку снимать не стал.
Он действительно сейчас это сделает.
Конечно, наверняка что-нибудь пойдет не так. Например, его вырвет.
Макс точно не знал, что должен делать дальше. Он поднял ее юбку…
Болезненные вскрики сменились тихими стонами, она прекратила судорожно царапать его спину, и блаженство, которое, как Макс думал, он никогда не испытает, поглотило его.
А потом все закончилось.
Он рухнул на нее, заставив ойкнуть. Нашарил штаны, достал из кармана ключ. Ключ от его лачуги и его сердца. Молча протянул его Дэйне. Он знал, что влюблен.
Так же молча она взяла ключ, оделась и исчезла.
Дэйна шла домой одна. Но, как ни странно, не чувствовала себя одиноко. Кто-то незримый шел с ней рядом. Она думала об этом, входя в дом, где мать как раз в этот миг шваркнула стеклянную банку о стену. Во все стороны полетели осколки вперемешку с соусом карри, забрызгав голову Кева.
— Ты где шлялась? — заорала мать.
Дэйна сбросила рюкзак у порога. Блаженное ощущение не исчезло. Под ногами захрустело стекло.
Они с Максом занимались любовью. Теперь она женщина.
Она хотела сказать ему, что любит его, но не смогла выговорить эти слова.
Февраль 2009 года
Броуди остановился и принюхался. Моющее средство. Он захлопнул дверь и сбросил сумку с плеча.
— Стоп! Ты что делаешь?
Он представил маленького Макса, стоящего на стуле у мойки, в розовых резиновых перчатках до локтей, с щеткой для посуды в руках, а вокруг летают мыльные пузыри. Как он ни пытался, ему было невероятно сложно думать о своем сыне как о молодом человеке, почти мужчине.
— Опять у тебя тут бардак, пап. Так нельзя жить.
— Очень даже можно. — Броуди ощупал стол в поисках стакана. — Что ты сделал со всеми моими вещами?
— Помыл. Убрал. — Макс слил воду из мойки и вытер лужу на столе. — Так нельзя, папа. Тебе нужно как-то приспособиться. Ты ведь уже много лет назад ослеп.
— Я же все-таки выжил, нет? — Если бы он знал, куда Макс убрал всю посуду, он бы просто сбросил ее на пол, чтобы показать, насколько ему плевать на порядок. — Ты как твоя мать. Когда мы были вместе, она все время приставала ко мне с тем же.
— Мама приставала, чтобы ты прибрался? — Макс рассмеялся. — Да она в жизни ни к чему дома не притрагивается. Все делает Марта, а еще к нам каждую неделю приходят сто уборщиц.
— Я знаю, сын, я хорошо знаю твою мать. — Броуди вздохнул и прислонился к стене.
— Но ты же ее уже столько лет не видел.
— Да. — Броуди не признался, что слушает повторы шоу Кэрри в Интернете. Он снова и снова вслушивался в звук ее голоса, вспоминая их общую жизнь, спрашивая себя, почему все так вышло. — Она не счастлива, да? — Броуди протянул руки и дотронулся до лица сына. — Ты красивый парень, Макс. Я горжусь тобой.
Макс отстранился.
— Я… Я не знаю, счастлива она или нет. Мы мало разговариваем.
— А ты? Ты счастлив?
— Не знаю. Да, наверное. — Голос Макса был слишком ровным.
— Как дела с той девушкой?
— Я тебе уже говорил. Нет никакой девушки.
— Ну, значит, все женщины, которых ты сюда приводишь, пользуются одинаковыми духами.
— Я не привожу сюда женщин. — Макс с силой захлопнул дверцу буфета.
Броуди схватил сына за руку:
— Макс, почему ты не хочешь поговорить со мной? Почему я чувствую, что между нами пропасть?
— Ты тут ни при чем, это я виноват. — Макс высвободил руку и направился в гостиную; Броуди пошел следом. — Просто вся эта фигня, которая происходит… всегда происходила.
Броуди услышал, как скрипнул стул.
— Я не такой, как все, и поэтому все так фигово…
— Она тебя бросила?
Тишина. Было слышно только, как дети играют снаружи на галерее.
— Нет, — наконец ответил Макс.
— Она встречается с кем-то другим?
— Заткнись, ладно?
— Но все из-за нее, да? — Броуди счел молчание знаком согласия. — Знаешь, когда я жил с твоей матерью, мне постоянно хотелось повеситься.
— Тогда почему ты на ней женился?
— Потому что она была ни на кого не похожей.
Именно из-за этой непохожести он влюбился в Кэрри. И именно из-за нее они расстались. Кэрри определила их брак как одно сплошное и непреодолимое разногласие, а Броуди не стал спорить. Сейчас он сожалел о том, что так легко сдался. Тогда он решил наказать себя и переехал в Вестмаунт. Чтобы всегда помнить, что же он потерял.
— Твоя девушка… она тоже непохожая? — Броуди знал ответ, но хотел услышать его от Макса.
