— Я терпеть не могу сплетен, — сказал он. — И не ори так громко. Тебя, наверное, слышно даже в Париже.
Наклонившись над столом, Мельбурн стукнул по его поверхности обоими кулаками.
— Не уходи от разговора!
— Себастьян, все очень сложно. И это не то, что ты думаешь. — «На самом деле все гораздо хуже».
— Так расскажи мне об этом. Я потерял терпение.
— Кобб-Хардинг уговорил ее поехать на вечеринку к Белмонту. Это был маскарад, так что никто не видел ее лица.
Герцог издал какой-то сдавленный звук.
— Он предложил описать мне… некоторые аспекты анатомии Нелл.
Кобб-Хардинг — покойник!
— Он опоил ее наркотиком. Подсыпал лауданум. А потом затащил в комнату и набросился на нее. Я успел вовремя, чтобы не допустить худшего. Это была не ее вина, Себ.
Мельбурн на мгновение застыл на месте, потом медленно опустился в кресло.
— Почему ты не сказал об этом мне? Чудачества Нелл могли бы закончиться несколько недель назад.
— Именно поэтому, — сказал Валентин. Поэтому, а еще потому, что Нелл умоляла его не говорить. — Это была ее первая попытка глотнуть свободы. Попытка оказалась неудачной. И я подумал, что…
— Ты подумал. Эго не твое дело, Деверилл. Ты ведь не член нашей семьи. Твое участие заключалось в том, чтобы наблюдать.
— Ты попросил меня стать ее нянюшкой. На то имелась веская причина: никто из вас не мог ее урезонить. А я смог. Ты сказал, чтобы не было скандала, и скандала не было. Даже Кобб-Хардинг явился только к тебе. Больше никто ничего не знает.
— Правда остался лишь этот паршивец, который рыщет рядом, пытаясь поживиться моими деньгами.
— Но в соответствии с нашим с ним… соглашением он обязан в течение двух последующих недель покинуть Англию.
Ему повезло. Все кончилось. Как ты сам сказал, попытка Элинор обрести свободу оказалась неудачной. Теперь моя очередь действовать. Нужно выдать ее замуж, и у нее появится ответственность. Тогда, я уверен, ей не захочется нарываться на скандал.
Валентин рассмеялся. Ему было совсем не весело, но он не мог удержаться от смеха.
— Ну, да. Ты, как видно, считаешь, что замужняя женщина автоматически получает иммунитет против соблазнов и скандалов. Побойся Бога, Себастьян. Чем, по-твоему, я занимаюсь по ночам?
Герцог взглянул на него.
— Я не исключаю такой возможности. Кто-нибудь узнает, начнет говорить. Сплетни распространяются быстро, но когда Элинор выйдет замуж, она будет защищена от самой худшей клеветы: ее никогда не назовут девицей легкого поведения.
— Она не… — Валентин втянул воздух сквозь стиснутые зубы. — Она никогда не простит тебе, если ты сей час отнимешь у нее свободу. Не делай этого.
— Я думал, ты почувствуешь облегчение. Ведь сначала ты очень хотел остаться в стороне.
Боже милосердный, ведь так оно и было.
— Это оказалось… интереснее, чем я ожидал.
— Понятно. Так что она еще натворила такого, о чем ты не потрудился сообщить мне?
Маркиз встал и прошелся до окна и обратно. Ему хотелось защитить Элинор. Валентину были понятны ее поступки и причины, лежащие в их основе. Однако если он это сделает, Мельбурн сразу поймет, насколько глубоко он со всем этим связан — не только с «декларацией» Элинор, но и с ней самой.
— Надо попытаться понять ее точку зрения, — предложил он.
— Что я слышу? Ты хочешь уверить меня, что женщина имеет право на какую-то иную точку зрения, кроме той, которую ей предписываем мы?
— Она не какая-то абстрактная женщина, а сестра моего друга, — огрызнулся Валентин, в пылу гнева забывая, что разумнее всего держать язык за зубами. — Она женщина со своими желаниями и потребностями, умная и тонкая. И будет несчастна с тем мужем, которого ты для нее выберешь, особенно теперь, когда она глотнула свободы. Позволь ей самой найти свое счастье.
— Какого дьявола…
Дверь распахнулась и в комнату стремительно вошла Элинор, за спиной которой маячили Закери и Шарлемань.
— Мы пытались остановить ее, — объяснил Закери, потирая красный отпечаток пятерни на своей щеке.
— Вы очень громко разговаривали, — сердито добавил Шей.
Валентин смутно слышал, как герцог приказал всем выйти из комнаты, но не обратил на это особого внимания. Он, не отрываясь, смотрел на Элинор, которая остановилась перед ним, уперев в бока руки и сердито глядя на него.
— Значит, ты был приставлен, чтобы присматривать за мной? — сказала она, и по ее щеке покатилась слеза. — Мельбурн приказал следить, чтобы я не натворила бед, и ты согласился на это?
— Элинор, я… Она дала ему пощечину. Это его искренне удивило. Дело не в том, что он никогда не получал пощечин — такое случалось и раньше — а в том, что его ударила Элинор. Он схватил ее за запястье, но она вырвалась из его рук.
— Как ты посмел? — прошептала она дрожащим голосом.
— Виноват не только он, Нелл, — сказал Мельбурн поразительно спокойным тоном. — Это я просил его помочь.
— Кто бы сомневался? Ты не доверял мне ни секунды, не так ли? Ты думал, должно быть, что Нелл пытается создать проблемы для семьи, так что дай-ка я приставлю к ней сторожа. Как тебе не совестно, Мельбурн? — Она холодно взглянула на других братьев. — И вам должно быть стыдно за то, что согласились участвовать в этом.
Не дав никому сказать ни слова, она снова обрушилась на Валентина.
— Какой позор, что ты согласился участвовать в этом фарсе и что ничего не сказал мне о вашем сговоре. — Ее душили слезы, но она сделала глубокий вдох и продолжила: — Мне казалось, что я стала свободной, Валентин. Но это была всего лишь часть плана моих братьев, чтобы контролировать мою жизнь. И ты участвовал в этом. После всего, что говорил, что советовал…
Он сделал шаг вперед и поднял руку, чтобы смахнуть слезы с ее щек.
— Элинор, дай мне возможность объяснить…
— Ты находился рядом со мной, потому что действительно хотел помочь? Я была тебе не совсем безразлична? Или ты просто пытался отвлечь меня и взять под контроль? Чтобы я чего-нибудь не натворила и не нарушила размеренное течение жизни всех остальных? Если мои братья верят тебе, то, как же ты мог вести себя так не по-джентльменски по отношению ко мне? Я верила тебе, я делилась с тобой своими мыслями. Как ты мог, не сказан, мне, что всего-навсего приставлен шпионить за мной?
Валентину хотелось как-то объясниться, но, прежде чем он сумел найти подходящие слова, она выбежала из кабинета, захлопнув за собой дверь с таким грохотом, что в окнах задребезжали стекла. Он сжал кулаки, но остался на месте. Может быть, оно и к лучшему, что Элинор не дала ему возможности объяснить свои поступки. Он уже так запутался, что, вряд ли мог бы сказать что-нибудь толковое.
