— На победу.
— Уверены?
— Неужели ты не понимаешь? — всплеснула руками Стелла. — У меня нет выбора! Рано или поздно (но скорее рано) Торн обезглавит нас всех. Или отравит — по настроению. Клонить голову, принимать судьбу с покорностью я не стану — я буду драться. Фальконэ — быки, но мы, Рэйвы, тигры. Вряд ли их рога окажутся острее наших зубов и когтей. Не быки охотятся на тигров, Гаитэ — тигры на быков. Мы выиграем, я знаю. Круг всегда заканчивается там же, где берёт начало. Рэйвам суждено стать королями.
Гаитэ покачала головой.
— Ладно, — кивнула она. — Что за роль отведена в вашей игре Сезару?
— В качестве союзника он бесценен, особенно сейчас. Одного у младшего Фальконэ не отнять — он умеет вести за собой людей.
— Вы полагаете, Сезар согласиться выступить против брата?
— Который приговорил его к пожизненному заключению, а его любимую женщину к смертной казни? Да! Он выступит против него, — сузила глаза Стелла. — Хотя бы для того, чтобы отомстить.
— У Торна было право казнить меня. Королева, изменившая своему королю, совершает государственную измену.
Стелла взглянула на дочь с тревогой и в то же время с презрением:
— Ты готова оправдать того, кто отправил бы тебя три назад на смерть?
— Он имел на то право.
— Ну, а Сезар имеет право с его правом не согласиться, — иронично усмехнулась Стелла.
— С трудом могу представить себе, чтобы Сезар согласится работать на вас.
— Уже согласился.
— Быть не может.
— Он дал слово, что мы выступим единым фронтом под одним флагом. Такова была моя цена.
— Цена за что?
— Ему не у кого было просить помощи в твоём спасении кроме меня. А я потребовала в обмен на убежище, людей и деньги, лояльности и верности Рэйвам.
Гаитэ потрясённо смотрела на мать, потом горько рассмеялась:
— Вы неподражаемы! Воистину бесподобны! Да что вы за человек такой? Что за женщина? Я — ваша дочь! По-вашему, это Сезар должен быть вам благодарен за моё спасение?! Да у него любовниц, как грязи, на каждой улице — с десяток. Почему вы считаете, что для него я стою хоть на монету дороже, чем для вас?
— Потому что он ведёт себя так, словно стоишь. А что касается торгов, душа моя, так торгует тем, чему назначают цену. Он, не торгуясь, купил то, что я продала. И не делай такого лица. Я всё равно нашла бы способ вытащить тебя из лап Торна.
— Сомневаюсь, что хоть палец о палец бы ударили!
— Чтобы ты обо мне не думала, Гаитэ, я никогда — никогда! — не действовала против тебя. Как могла я всегда тебя защищала. Пойми уже наконец, что расчёт не отменяет чувств. Ты — моя дочь, моя плоть и кровь и этого не отменить. Но правда так же и в том, что я не гнушалась и не погнушаюсь использовать тебя для достижения моих цели, если того потребуют обстоятельства. У этого есть красная черта, я не согласна платить твоей жизнью. Но неудобствами, чувствами и слезами — да. Мы играем в жёсткую игру, здесь слишком высоки ставки, однако я всегда была на твоей стороне и на стороне твоего брата, потому что он и ты — это и есть я.
Гаитэ не сомневалась, что сейчас мать говорит искренне. Они — тигрица, и чувства её — хищные, жестокие и беспощадные, жгут огнём, но не дают тепла.
— Я хочу поговорить с Сезаром, — повторила она.
— Говори, с кем хочешь, — с досадой взмахнула рукой мать, перед тем, как выйти.
Гаитэ с трудом сдерживалась, чтобы не начать истерично хохотать. Или рыдать. Да что же это такое?! Она раз за разом проходит через одну стену, чтобы лбом упереться в другую? Сомнений в том, что мать расправится с Сезаром при первом же удобном случае у неё было. Нужно бежать. Бежать отсюда. Если они хотят выжить — прочь, без оглядки. Эта земля жжёт пятки. И если не покинуть её, от них обоих останется один лишь пепел.
«А что будет с Торном?», — шепнул далёкий голос, заваленный пеплом от недавнего кострища.
— А Торн пусть сам о себе позаботится.
Год назад она согласилась стать для него охранным амулетом и, несмотря на всё коварство матери, этот амулет действовал, сберегая ему жизнь. Но он сам выбросил его в помойку и теперь будь что будет. Как и сказала Гаитэ — они ничем больше не связаны.
Сезар в тот вечер так и не явился. То ли его не пустили, то ли он сам пока не был готов к разговору. Тот, кого ждали не пришёл, зато явился тот, кого не ждали — посланец от Торна. Мужчина с большим животом в красном офицерском мундире, лысый, как коленка, с крючковатым носом и вороватым, жёстким взглядом.
— Могу ли я представиться, Ваше Величество?
«Моё Величество? — отметила про себя Гаитэ. — Кажется, мой брак уже не под таким сомнением, как в тот момент, когда меня пытались казнить? Что ещё придумал Торн?».
— Сделайте милость, — кивнула она холодно.
— Я — маркиз Корилис. Через меня Его Высочество велел передать вам приказы и решения, что он имеет относительно вас.
Кашлянув, прочищая горло, маркиз зачитал императорское послание:
«Моей жене, Её Величеству императрице Саркоссора, человеку, вызвавшему моё неудовольствие. Мы, милостью Добрых Духов, император Саркассора, доводим до её сведения, что она не имеет права игнорировать наши требования, и указать место и условия её дальнейшего существования и пребывания.
Ваша милость, велико было наше огорчение, когда вы осмелились не посчитаться с нашим решением и бежать из крепости».
Гаитэ едва сдержала смешок. Ну, конечно, Торн был бы очень доволен, отправься она как корова на бойню, а она, видишь ли, сбежала! Неприятностей теперь не оберёшься. Их Величества в огорчении. Плохая ему досталась жена, несознательная.
Если мужу вы в тягость по той или иной причине, будьте любезны скончаться по первому его требованию, иначе какая вы, к чёрту, леди?
«Мы приказывали Вам не покидать столицу, но вы пренебрегли приказом и сознательно встали на путь опасности».
Ага! А починись бы она, была бы сейчас в полной безопасности. В могиле. Уже несколько дней как прикопали бы.
«Вы будете наказаны за ослушание. Учитывая высокое имя, которое Вы носите и степень нашего родства с изменником, поддерживающего Вас, мы даём вам время одуматься и явиться с повинной в любую тюрьму, где вы должны будете оставаться до тех пор, пока мы не соизволим изъявить нашу волю по поводу вашей дальнейшей участи.
В случае, если вы не подчинитесь, мы придадим людей, живущих на земле Рэйва, огню и мечу, не пощадив никого. Все члены герцогской семьи будут арестованы и помещены в крепость по Нашему выбору, поместья будут переданы в королевскую казну, а городские и сельские дома проданы».
