Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Я посмотрела на него. Почему он не разозлился? Почему он спокойно воспринимает мои слова?
– Сэм, – рискнула спросить я. – А где ты был в тот день, когда он умер?
В одно мгновение он схватил меня за шею и прижал к стене, не давая шевельнуться. Он прижался вплотную к моему лицу, обдав меня кислым несвежим дыханием. Щетина царапала мой подбородок. Он наклонился и прорычал мне прямо в ухо, брызжа слюной на мое плечо:
– Ты делаешь мне больно, – прошептала я.
– Больно? – переспросил он. – Ты даже не знаешь, что это значит.
Он резко развернулся и снова занялся своими паровозиками.
Я побежала в дом, поспешила в ванную, и меня стошнило. Мне хотелось оттереть его запах со своей кожи. Синяки на шее быстро расплылись и посинели, следы моего унижения и позора.
Невезение, как я сказала ему.
Я представила себе, как Вэл из Коннектикута каждый день разбрасывает пуговицы по ковру.
Возможно, настоящая судьба дает более точные определения.
…Сэм ворвался в ванную и застал меня с тестом на беременность в руках. С тестом, который я планировала выбросить под груду овощных очисток и мятых бумажек. Беременность, которую я тогда решила прервать. К несчастью, Сэм пришел домой раньше, потому что его в тот день уволили.
Судьба. Вмешательство свыше.
«Я сделала это для тебя, Мерри, – сказала Фрэнк, моя старая верная подруга. – Я сделала это, чтобы ты была свободна».
В зеркале мое лицо дернулось. Чуть-чуть, только рот. Всего одно слово. Одно короткое слово.
Свободна.
Ты свободна.
Я стояла и наблюдала, как темнеют, наливаясь кровью под кожей, синяки на шее.
А я все стояла – и не могла сдержать улыбку.
Фрэнк
Наконец все кончено. Мой последний вечер.
Снаружи завывает ветер, и дверь дребезжит так, словно в дом стучится непрошеный, нежеланный гость. Такой, как я. Холод кусает за щеки, кожа тотчас становится сизой от мороза.
Зима будет долгой. И суровой. От ее ледяной хватки не будет спасения.
Я оглядываю комнату, которая еще мгновение назад была моей, а сейчас снова стала безликой гостевой спальней. Казалось, я должна чувствовать сожаление, грусть, но я смотрю на кровать, шкаф и комод, на дешевую латунную лампу и покрывало, от которого чешется кожа, – все это кажется предметами какой-то совсем другой жизни. Я проверяю полки, заглядываю под кровать, в последний раз открываю и закрываю дверцы шкафа. Укладываю последние туалетные принадлежности в чемодан. Сую руку на самое дно и нащупываю медвежонка.
Кое-что, что можно забрать с собой. Напоминание.
А обо мне здесь ничего больше не напоминало, не было ни единого следа того, что я провела в этой комнате, в этих четырех белых стенах несколько месяцев. Я уеду завтра, такси прибудет еще до восхода солнца. У меня самый первый рейс. Я бы уехала еще раньше, но это вызвало бы подозрения. Побег с места преступления и все такое.
Интересно, Мерри проводит меня до двери утром, чтобы убедиться, что я уезжаю? Чтобы убедиться, что наверняка избавилась от меня.
Собирая вещи матери после ее смерти, я нашла стопку фотографий и писем в старой жестяной коробке из-под печенья. Мои родители в день свадьбы режут дешевый торт из супермаркета взятым напрокат столовым ножом. Моя мама в купальнике на пирсе Санта-Моники. Мой отец держит новорожденную меня, мое лицо искривилось в недовольном крике. А еще была фотография двух маленьких девочек, восьми или девяти лет, волосы заплетены в косички, на лицах широкие улыбки, дети тесно прижимаются друг к дружке, обнимаясь за плечи. На обороте почерком моей матери написано: «Мои девочки, 1988».
«Вы останетесь подругами на всю жизнь, – всегда говорила она нам. – Первая подруга – единственный человек, который нужен, будет рядом. Вы будете заботиться друг о друге».
Кому она это говорила, мне или Мерри? Я не помню.
Эта фотография стояла у меня на прикроватной тумбочке, в тоненькой дубовой раме. На выцветшей фотографии нас легко можно принять за одного и того же ребенка. Одинакового роста, с одинаковым цветом волос, одинаковыми широкими улыбками, у обеих нет передних зубов вверху и внизу.
Время от времени меня спрашивали, что это за маленькие девочки. Это твоя сестра? Твоя близняшка?
Да, обычно отвечала я на оба вопроса.
Я представляю себе, как буду вспоминать это время в Швеции, как иные вспоминают какой-то необычный сон, калейдоскоп размытых образов и действий, которые при свете дня теряют всякий смысл.
Это была ужасная трагедия, когда-нибудь замечу я, если кто-нибудь вдруг упомянет мою старую подругу Мерри и ее покойного сынишку. Для нас всех это стало страшным потрясением.
Хочется поскорее уехать из этого места. Чтобы ничто не напоминало об утрате. Вперед и вверх! Передо мной откроется новая глава, меня ждет жизнь с чистого листа.
Да, думаю я, именно так и должно быть. И никаких сожалений.
Я не представляю, что ждет Мерри впереди. Или Сэма. Возможно, они останутся здесь, узниками своей мрачной хижины в лесу, связанные своими бессмысленными клятвами, данными перед Богом. Возможно, они просто перестанут существовать, и деревья и дикий виноград вырастут вокруг, отрезая этот дом вместе с их останками внутри от внешнего мира на целую вечность – или даже дольше.
Мерри, Мерри! Она думает, что мы можем исчезнуть из жизни друг друга. Но нельзя же отрезать часть самой себя – и верить, что и воспоминания об этой части испарятся навсегда. Можно, конечно, привыкнуть, приспособиться. Но пустота никуда не уйдет, нервные окончания и ткани всегда будут напряжены в ожидании недостающей субстанции.
Она обязательно вернется ко мне. Она всегда возвращается. Я знаю. Это может быть всего лишь открытка, которая придет через год или через десять лет. Какая-нибудь красивая фотография – эффектный фьорд, заметенное снегом озеро, окруженное величественными соснами, роскошные сине-зеленые сполохи северного сияния. А может, что-то совершенно иное. Экзотический пляж или оживленный город. На обороте открытки не будет написано ни слова, не будет и следа ее имени. Но сама открытка будет служить посланием. И я знаю, что она будет означать. Я сразу пойму это.
Тебя простили.
По тебе скучают.
«Спасибо тебе, Фрэнк, – будет означать открытка. – Ты всегда была моей самой верной подругой».
Мерри
Дело официально закрыто. Папки опечатаны, коробки с вещественными доказательствами сданы в архив. Детектив Бергстром позвонила нам в последний раз. Мы с Сэмом сидим в знакомой комнате без окон.
– Вы больше ничего не можете добавить, никакой иной информации? У нас просто недостаточно улик для обвинения.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
