Бригитта лукаво заглянула в его черные насмешливые глаза, но пальцы ее не прекратили свои дразнящие ласки.
– Ох, напугал, сам не обожгись, – насмешливо проговорила она.
Йен, грозно сдвинув брови, сделал движение, чтобы подмять ее под себя, но Бригитта оказалась проворней. Она опрокинула его на спину и оседлала, победно глядя на него сверху.
– Сдаюсь, – сказал Йен. – Делай со мной что хочешь.
– Ты у меня очень покладистый муж, – прошептала Бригитта и, приподнявшись, села на него. Оба выдохнули от невероятно острого наслаждения, когда женское мягкое естество соприкоснулось с твердой мужской плотью. Бригитта начала медленно двигаться вверх-вниз.
Когда же Йен провел большими пальцами по ее розовым соскам, жгучее желание пробежало в самый низ живота, и Бригитта застонала, откинувшись. Первая волна пульсирующего сладострастия накатила на нее, унося на своем безжалостном гребне.
Йен притянул ее к себе и страстно приник к налитым молоком грудям.
– Йен!.. – Бригитта вцепилась в него, оставляя следы ногтей на его плечах.
Быстрым движением Йен перевернул ее на спину и погрузился в ее горячее трепещущее лоно.
– Бри!.. – почти сразу вскрикнул он, содрогаясь всем телом.
В сладком изнеможении, тяжело дыша, они лежали неподвижно. Когда дыхание их немного выровнялось, Йен приподнялся и поцеловал жену в губы.
Потом в кончик носа. Потом он заглянул ей в глаза и улыбнулся.
– Что с моей невинной цыганкой? – удивленно спросил он.
– Это все ты виноват, обольститель.
Бум!.. Дверь спальни с шумом распахнулась, и на пороге появилась разъяренная Мойра с вопящим младенцем на руках.
– Ой! – в смущении вскрикнула Бригитта. Йен хмыкнул и, натянув одеяло до пояса, откинулся к спинке кровати.
– Только не говорите мне, что вы спали, – грозно предупредила их Мойра. – Я слышала ваши дружные стоны даже на лестнице внизу. Малышка Черный Джек проголодался и очень сердится на свою мать.
– Я уже просила тебя, – напомнила Бригитта, беря сына на руки, – чтобы ты называла Джона Эндрю Даб. А Черный Джек – неподходящее прозвище для трехмесячного малыша.
Даб с жадностью набросился на материнскую грудь, словно показывая ей, как нехорошо заставлять его дожидаться завтрака.
– А что плохого? – искренне удивилась экономка. – Даб по-шотландски означает «смуглый». Что Черный Джек, что Смуглый Джек – какая разница?
– Мы с Йеном называем его так, – настаивала Бригитта. – А мы ведь его родители, не так ли?
– Не стоит говорить со мной таким спесивым тоном, графиня, – бросила ей Мойра, остановившись в дверях. – Как-никак именно я приняла его, так что он мне не чужой. – Взгляд ее обратился на Йена. – А вас, милорд, в зале ждет гонец от Перси.
Йен протянул сыну палец и улыбнулся, когда младенец схватился за него своей крошечной ручкой. Широко раскрытыми глазами Даб смотрел на отца, но ротик его не переставая работал, поглощая материнское молоко.
– Я даже не думал, что у малыша такая хватка, – Йен был явно доволен.
Бригитта улыбнулась: все отцы одинаково удивляются своим сыновьям, особенно первенцам. Йен почмокал губами, передразнивая младенца, и, встав с постели, начал одеваться.
– Я теперь хозяйка Данриджа, а мне выказывают меньше уважения, чем когда я была всего лишь второй дочерью графа в Басилдоне, – пожаловалась Бригитта, прикладывая, Даба к другой груди.
Натянув сапоги, Йен подошел к ней и поцеловал в щеку.
– Это потому, дорогая, что, как вторую дочь графа, тебя чрезмерно баловали.
Бригитта недовольно нахмурилась, но ничего не сказала, чтобы не устраивать лишнего шума. Ведь это всего лишь шутка.
– Увидимся внизу, – сказал он, направляясь к двери. – И знаешь, дорогая, ты стала гораздо сдержаннее, чем год назад. Тогда ты непременно клюнула бы на эту шутку и затеяла бы скандал.
– Я и сейчас не люблю, когда надо мной подтрунивают, – с едва заметной улыбкой возразила она, – но твоей страдалице-жене приходится многое терпеть.
– У каждого свой крест, – философски вздохнул Йен. – У меня тоже есть свой. – И вышел из комнаты прежде, чем она успела ответить.
Накормив Даба, Бригитта отнесла его в детскую и, торопливо одевшись, спустилась в большой зал. Она села рядом с Йеном за главный стол и принялась за еду.
– Случилось непредвиденное, – сказал он ей. – Через час я уезжаю.
Ложка Бригитты застыла в воздухе и опустилась опять на тарелку.
– Что такое? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Заговорщики из числа придворных королевы убили ее секретаря. Ты помнишь Риччио, итальянца? – Йен откинулся на стуле и коснулся ее плеча. – Королева на шестом месяце беременности, и ее удерживают как пленницу.
Бригитта была потрясена.
– Они собираются свергнуть королеву?
– Нет, на это изменники не осмелятся, – покачал головой Йен. – По крайней мере, пока она не родит наследника. Но у них хватило наглости, чтобы прикончить беднягу Риччио прямо у нее на глазах.
Они набросились все вместе и закололи его кинжалами. Но самое худшее во всем этом, что в заговоре принимал участие сам лорд Дарнлей. – Йен невесело хмыкнул. – Супруг королевы не понимает, что если Мария родит мальчика, то его собственная жизнь будет висеть на волоске.
– Но почему должен ехать ты? – запротестовала Бригитта. – Ведь Магнус…
– Магнуса нет в Эдинбурге, – прервал ее Йен. – Он уехал по королевским делам, герцог Арджил, его отец, находится в Инверари. К тому же герцог уже старик. Эти негодяи достаточно умны: они воспользовались тем, что Кэмпбелов нет в Эдинбурге.
– Но что вы с Перси можете сделать? Вы явитесь прямо в логово зверя. Вас убьют. – Голос Бригитты дрожал от страха.
– Все не так страшно, дорогая, – положил ей руку на плечо Йен. – Успокойся, а то у тебя пропадет молоко. Я вовсе не жажду быть убитым. Верные королеве люди готовят ее побег. Если Мария вырвется из западни, она будет нуждаться в каждом человеке, который может стать на ее сторону, чтобы раздавить этих негодяев. Я оставляю здесь вместо себя Джеми, но только не создавай ему лишних трудностей.
– Я? – с легкой грустью усмехнулась Бригитта. – Разве я способна причинить беспокойство хоть кому-нибудь?
Йен наклонился и своей сильной рукой привлек её к себе. Его губы коснулись ее рта.
– У тебя есть склонность к этому, так что не заблуждайся на свой счет.
Неделю спустя Бригитта сидела одна в своей комнате. Даб хорошенько наелся и теперь сладко дремал у ее мягкой груди. Она улыбнулась ему и погладила его, сонного, по щеке. «А от Йена все нет никаких вестей, – в сотый раз подумала она. – К этому времени он должен был уже приехать в Эдинбург. Господи, – вознесла она молчаливую молитву, – не сделай меня вдовой».
