Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– Отец у меня – старший матрос, на всех морях и океанах побывал, но нигде таких красивых рассветов и закатов не видел! Не верите? А вы оставайтесь. Отец придет, и мы втроем полезем на крышу закат смотреть!
– Нет уж, спасибо, – пряча усмешку, отказывается Анна.
– Вы только не сказали, как вас зовут!
– Это уже не важно, – говорит Анна и делает к двери шаг, чуть не вплотную приблизившись к неподвижно стоящему юноше.
– Да пустите же! – возмущается Анна.
Юноша испуганно отшатывается, где-то что-то падает, но Анна не обращает на это внимание.
– Привет Кузьмичу! – насмешливо бросает она на ходу.
27. Поселок Большие Сосны. Тогда же
Анна направляется к знакомой машине, у которой передний бампер привязан мужскими подтяжками. Водитель услужливо открывает перед ней дверь. В этот момент к остановке подъезжает автобус и из него осторожно выходит Кузьмич. Он на костылях, нога в гипсе. Анна смотрит на него удивленно и растерянно.
– Ах ты, чёрт, – сердится она на себя и, чуть помедлив, садится в машину.
28. Костюмерная «Мосфильма». День
Анна – в парадном костюме и гриме императрицы Анны Иоанновны. Смотрит на себя в зеркало.
Костюмеры и гримеры умиленно улыбаются.
Стремительно входит режиссер. Он немолод, с дымящейся трубкой.
– Ты – это она! – говорит режиссер, указывая на большой портрет императрицы Анны Иоанновны на стене.
Та в три раза толще нашей Анны. В глазах Анны Сапфировой сомнение.
– А тебе не кажется, что она была покрупней меня?
Режиссер отмахивается:
– Пустяки! Тогда была мода на полноту, и придворные художники выдавали желаемое за действительное. Правда жизни не есть правда искусства. Это твоя, понимаешь, твоя роль!
– А говорят, ты на нее пробовал Тюкину.
– Кто тебе сказал эту чушь? – возмущенно восклицает режиссер. – Да я с Тюкиной на одном гектаре не сяду!
Он садится в кресло и сердито пыхтит трубкой.
Похоже, Анне нравится быть императрицей.
– Я слышала, что сейчас снимаются два фильма про Петра Первого и три про Ивана Грозного. Что, какая-то мода на царей? – интересуется она, оглядывая себя со всех сторон.
– Не мода, Анечка, а политика, большая политика, – немного снисходительно отвечает режиссер.
– Политика? – искренне не понимает Анна.
– Наш народ оказался не готов к демократии, и его снова приучают к старой доброй идее самодержавия. Царь батюшка – просто и ясно.
– Неужели опять будут цари? – недоумевает Анна.
Режиссер кивает:
– Только по-другому будут называться.
– А вот был один царь, который добровольно оставил трон и остаток своей жизни прожил как простой человек, – сообщает она с улыбкой.
– Федор Кузьмич? Это легенда… Я, Анечка, поражаюсь твоей наивности. Ну кто это и когда добровольно оставлял трон? Вот ты – царица русской сцены. Ты сама ее покинешь?
– Нет! – без раздумий отвечает Анна и прибавляет решительно: – Я умру на сцене. Я знаю это точно.
– И я знаю, что мое последнее слово в этой жизни будет «Мотор!»… – говорит режиссер и хмурится. – Но не будем раньше времени о неприятном. Ты лучше скажи, где мне взять старух-фрейлин. В нашем актерском цехе их не осталось. Все натянулись так, что грим не держится.
Он смотрит на Анну вопросительно. Ей не нравится эта тема.
– А ты возьми мужчин, – неожиданно предлагает она.
Режиссер громко хохочет.
– Как в театре кабуки? Это мысль!
Анна усмехается.
– В определенном возрасте вас и гримировать не надо, только в платье одеть.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретно? – хмурится режиссер.
– Возьми хотя бы Бриля, я играю с ним в «Чайке».
– Очень благородная протекция со стороны бывшей супруги, – с легкой усмешкой произносит режиссер.
– Вылитая старушка! – подкрепляет свою идею Анна.
– Да, не любишь же ты нашего брата, – задумчиво произносит режиссер. – Интересно, с каким чувством ты произносишь монолог Аркадиной на коленях?
– С чувством глубокого отвращения, – не задумываясь, отвечает Анна и вдруг вспоминает: – Чёрт! У меня же сегодня спектакль! Ну что стоите? – сердито обращается она к костюмерам. – Снимайте с меня эти фальшивые брюлики!
29. Театр. Вечер
Анна – Аркадина стоит на коленях перед Брилем – Тригориным. И в самом деле, партнер выглядит неважно.
Анна-Аркадина: Мой прекрасный, дивный… Ты страница моей жизни! Моя радость, моя гордость, мое блаженство! (Обнимает колени.)
Тригорин морщится от боли, шепчет:
– Не так сильно, ты же знаешь у меня артроз!
Анна-Аркадина (сжимая еще сильней): Если ты покинешь меня хоть на один час, то я не переживу, сойду с ума, мой изумительный, великолепный, мой повелитель…
30. Там же
Занавес. Поклоны, аплодисменты.
Тригорин с удовольствием кланяется.
Анна (насмешливо стоящей рядом актрисе): Наша бабушка сегодня в ударе.
31. Грим-уборная в театре
Собираясь уходить, Анна красит губы той самой «счастливой» помадой. Глаза ее закрываются от усталости.
– Боже, как я хочу спать, – произносит она.
Глянув на помаду, которой осталось совсем немного, Анна закрывает тюбик и бросает в урну.
32. Квартира Анны на Остоженке. Ночь
Глаза Анны закрыты, и она все делает, как во сне, повторяя время от времени:
– Спать.
Пьет кефир в кухне.
– Спать.
Идет в ванну.
– Спать…
Выходит в ночной рубашке.
– Спать…
Ложится в постель.
– Спать…
И тут же глаза открываются – в них нет ни капли сна.
33. Спальня в квартире Анны
На тумбочке – рассыпанные таблетки снотворного.
Анна лежит без сна посреди кровати под балдахином на спине и смотрит неподвижно вверх. За окном рассвет. Анна встает, надевает очки, смотрит в телефонную книгу, набирает номер.
– Алло, – звучит сонный раздраженный женский голос.
– Это туристическое агентство?
– Вы с ума сошли! Пять часов утра!
– Это Анна Сапфирова. Извините, что разбудила, но, давая мне этот телефон, вы сказали, что я могу звонить в любое время.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
