— Я здесь! — крикнула она. — Я здесь! — Она хотела добавить: «Джордж тоже здесь!»
Они обнялись и расплакались. Все говорили без умолку. Вскоре они пришли в номер в одной небольшой чудной гостинице на улице Мазарини на левом берегу, выпили горячего шоколада со сливками. Мэтти растопила камин, и все сразу же согрелись. Дети оживились, они стояли возле окна и смотрели, как зажигают фонари на улице. Они смотрели вниз, на забавных французов. Гораций и Джейн постоянно говорили друг другу «bonjour»[79] и «bon soir»[80], словно маленькие шумные попугайчики.
— Что произошло? — наконец спросила Фанни. Она смеялась, но было заметно, что в любой момент она готова расплакаться. Ее лицо выражало сильную озабоченность. — Я почти потеряла веру в наш план! Что он сказал?
— Мне так жаль! Мы приехали только сегодня днем! — И тихим голосом добавила: — Гораций задержал нас на несколько дней.
Но она недостаточно понизила голос. Маленький Гораций тут же повернулся к ним.
— Папа приезжает? — радостно спросил он. Он быстренько примостился возле тети, глядя на нее сияющими глазами. Джейн последовала за ним. — Папа приезжает? — снова спросил он. Джейни смотрела на тетю, и в ее глазах без труда можно было прочесть тот же вопрос.
Роза посмотрела на маленького Горация. Конечно, он любил отца.
— Кажется, он не приедет, — ответила она всем, — по крайней мере, не сейчас. — Гораций сразу погрустнел. — Все вы знаете, как много он работает. Но он очень хочет, чтобы ты продолжал учить все, что можешь, все, что позволит ему… гордиться тобой.
— А мной, а мной? — закричала Джейн.
— И тобой, конечно же, — ответила тетя, поняв, что Гораций никогда не говорил о дочери, а если говорил о сыне, то не как о любимом ребенке, а как о важном инструменте для достижения своих целей.
— И мной, — слегка улыбнувшись, добавила Фанни. Она все еще была обеспокоена.
— Он вернулся в Уэнтуотер, — сообщила Роза. На лице Фанни отразилось огромное облегчение, которое она немедленно постаралась скрыть.
— Он должен быть здесь, с нами, — сказал маленький Гораций и сильно лягнул сестру которая тут же расплакалась. Гораций тоже начал реветь. Фанни постаралась их успокоить.
— Ваш отец передал еще, — продолжила Роза, пытаясь перекричать детей, — что ты, Гораций, теперь единственный мужчина среди нас, и нам понадобится твоя помощь.
— Я хочу домой! — хныкал Гораций.
— Он меня пнул! — плакала Джейн.
Через пять минут дети заснули на диване возле камина; слезы медленно высыхали на их лицах. В комнате наступила тишина, только тихо потрескивали поленья в камине. Джейн запихнула в рот ленту от платья, а Гораций прижал к себе подушечку.
— Такое творится с самого нашего приезда сюда, — хмуро заметила Фанни. — Я была так уверена, что поездка пойдет им на пользу, но они стали практически неуправляемы, особенно Гораций. Возможно, стоило оставить его в Уэнтуотере. Они никогда себя так не вели. Думаю, сын очень сердится на меня. — И она рассмеялась, хотя смех ее был близок к плачу. — Значит, Гораций отпустил нас?
— Думаю… думаю, да.
— Он не заберет у меня детей?
Роза не знала, что сказать в ответ.
— Он… он успокоится, я полагаю. Я не знаю, что он предпримет.
— Понятно. — Роза, взглянув на озабоченное лицо кузины, подумала, не сошли ли они с ума. — Мы только во Франции! — продолжала Фанни. — Ты думаешь, мы когда-нибудь попадем в Индию?
— Фанни, Фанни, послушай! Джордж, Уильям и Долли едут в том же направлении!
— Что?
Роза рассказала о визите Долли.
— Мы уехали в ту ночь, когда узнали об этом. Они не могли сильно отстать.
— Но… он не знает о ребенке Гарри?
— Конечно, нет.
— Тогда это не имеет значения, Роза. Ты можешь сделать вид, что интересуешься иероглифами!
— Это всегда имеет значение, когда Джордж неподалеку! Поверить не могу, что они вздумали путешествовать именно сейчас!
— Тогда мы должны немедленно покинуть Париж!
— Но нам следует увидеться с Пьером Монтаном. Мне необходимо встретиться с ним.
Фанни снова заметила странную интонацию в голосе Розы, когда та говорила о французе.
— Ну разумеется, ты встретишься с ним. Уверена, что он поможет нам.
— Я послала ему записку, как только мы приехали, — сообщила Роза. — Я написала, что мы отправимся в Комиссию завтра утром, что мы хотели уехать из Лондона как можно скорее! Также я написала, что Гораций решил не сопровождать нас. Не знаю, что он ответит на это… наверное, расскажет много страшных историй о женщинах, которые путешествовали в одиночку.
Роза как-то странно вела себя. Фанни заметила это, но ничего не сказала, лишь произнесла:
— Вероятно, мы оставим детей с Мэтти, когда поедем в Комиссию. Они будут только мешать нам.
— Ах, Фанни… пускай они поедут с нами. Думаю, даже маленькие дети будут потрясены при виде сокровищ.
— Мы уже побывали в Лувре. Они не были потрясены. Я хотела насладиться видом той прекрасной длинной галереи, но Гораций принялся гоняться по ней за Джейни, задевая статуи и вопя. Это был настоящий кошмар. Так или иначе, нас попросили уйти! — Кузины рассмеялись. — Гораций никогда не расставался с отцом, — добавила Фанни. — И думаю, что «Hotel de l’Empire» произвел на него неизгладимое впечатление.
— Боже, вы остановились там?
— Ты сказала, что это безопасное место. Никогда бы не подумала, что буду заботиться о безопасности, но с детьми по-другому нельзя. У нас большой номер, но мы спим вместе на одной кровати. И мне все равно, что гостиница набита самыми противными английскими путешественниками!
— Но он такой дорогой!
— У меня много денег.
Теперь настал черед Розы обеспокоиться.
— Джордж остановится именно в этой гостинице. Я поселилась на левом берегу, чтобы случайно не встретить их. Мы должны немедленно уезжать. Как только поговорим с Пьером.
Мэтти принесла красного вина и горячей воды.
— Я хотела бы прогуляться завтра, когда вы будете у месье Монтана, мисс Роза. Я пойду к лодкам на реке. Готова поклясться, там найдется кто-нибудь, кто слыхал о Корнелиусе Брауне.
Мэтти принялась прибирать, напевая себе что-то под нос.
А Роза и Фанни выпили вина с горячей водой. По жилам моментально разлилось приятное тепло, щеки порозовели. Они забыли обо всех проблемах и начали мечтать о том, что их ждет в этом приключении. Наконец они позволили себе расслабиться. С улицы доносились голоса прохожих: «Allons»[81] или «Au revoir, mon ami»[82], «Que voulez-vous, monsier?»[83]. Кто-то невнятно пел, и слова терялись вдали. Им показалось, что их отважная одиссея наконец началась.
