— А ты пустишь меня к себе в постельку? Должен же я знать, какой мне предлагают товар. Послушай, я каждый вечер мою уши и стригу в ноздрях волосы, чтоб не храпеть.
— У меня односпальная кровать.
— А как же тот, для кого этот небольшой водевильчик? Ты что, стелила ему на половике в прихожей?
В чем, в чем, а в сообразительности Сеньке не откажешь.
— Мы спали по очереди. Сейчас это очень модно.
— Тогда хотя бы устрой в мою честь званый обед. Обожаю фаршированного судака, сациви из рябчиков и «Бужоле» урожая одна тысяча девятьсот лохматого года.
— Надень костюм и галстук. И побрызгай под мышками дезодорантом. До завтра.
Я швырнула трубку и схватилась за пачку с сигаретами. Я почему-то вспомнила о том, что в роддоме, как неоднократно хвалилась мама, была самым крепким и голосистым младенцем. «Доктор сказал, что не встречал такого ребенка за всю свою многолетнюю практику, — с какой-то особенной гордостью рассказывала мама друзьям и знакомым. — Ей еще и недели не было, а она уже вертела во все стороны головой и ноги задирала как в канкане. А все потому, что, по словам доктора, в Лоре заложена огромная жажда жить, помноженная на данную природой кипучую энергию».
Мне на самом деле вдруг ужасно захотелось выжить. Сама не знаю, почему.
Премьера спектакля прошла на «ура». Пользуясь правами жениха, Сенька умудрился несколько раз меня поцеловать. У него оказался роскошный «словенский» акцент, густая светло-русая шевелюра — этот хохмач даже волосы ради такого случая осветлил, что, кстати, ему очень шло. Мама просто глаз не могла отвести от его волос. К тому же он обладал красноречием политического деятеля эпохи ранней перестройки, и Игорь был в полном отпаде — Сенька соглашался со всеми его доводами и то и дело почти искренне изумлялся «интеллектуальному менталитету» (именно так он и выражался) брата-славянина.
— Этот твой Янез очень даже милый парень и к тому же с ясной головой, — сказала на следующее утро мама. — Но как нам все-таки поступить с Денисом?
— Я познакомлю их. Увидишь, они понравятся друг другу.
— Ты серьезно, Мурзик?
— Не знаю. — В этот момент через открытую балконную дверь донеслись звуки Первого фортепьянного концерта Листа, и я съежилась от боли. — Янез очень любит классическую музыку. Мы обязательно сходим с ним на концерт Дениса.
— Нельзя быть такой жестокой, Мурзик. Тебе это не идет.
— А что мне идет, мама? Слезы и монашеское смирение? — вдруг прорвало меня.
— Я так и знала. Нет, Мурзик, не делай этого, слышишь? Я имею в виду твое скоропалительное замужество. Понимаю: ты хочешь сделать больно Денису, но на самом деле ты делаешь больно себе… Мурзик, родной, обдумай все хорошенько, — ныла мама. — Вы оба еще так молоды и наивны. Настоящие Ромео и Джульетта.
Это было слишком.
— Я опаздываю на лекцию, мама! — Я со всего маху ударила кулаком по рычагу. Я на самом деле через две минуты выскочила из дома, но спешила я не на лекцию.
Ноги сами принесли меня к консерватории. Из раскрытых окон слышалась музыка, наполнявшая весенний воздух сладкими грезами. Я и по сей день считаю музыку самым утонченным и искренним из всех видов искусства.
Я думала о том, что Денис был моим первым мужчиной и меня невольно увлекла чувственная сторона любви, то есть, выражаясь по-нынешнему, я оказалась сексуальной девочкой. Возможно, если бы на его месте оказался другой, тот же «Янез», я бы тоже смогла влюбиться в него только из-за того, что он подарил мне эти удивительные новые ощущения. Но как, как это проверить? Даже затылок свело от всех этих размышлений и вопросов. Главное было в том, что я и мысли не допускала, что смогу в ближайшем будущем лечь в постель с каким-то мужчиной.
Но тут я вдруг вспомнила про серебряную цепочку со сломанным замком, которую обнаружила под тахтой в комнате Дениса, и бросилась к автомату.
«Янез» упоил меня французским шампанским и стал раздевать. Мы стояли перед большим зеркалом в спальне его родителей — они где-то отдыхали, — на туалетном столике горели две толстые красные свечи. Мы были очень красивой парой — я усекла это даже моими насквозь прошампанированными мозгами. Потом, когда мы оба остались в одних трусиках, «Янез» стиснул меня за плечи и поцеловал, жадно и немного неуклюже. Я сама была виновата, что так вышло, — отстранилась в самый последний момент.
— Выпьем еще шампанского. — Он подтолкнул меня к кровати, наполнил бокалы, лег рядом, не касаясь меня, и поставил мне на грудь бокал. — Я думал, ты такая… современная.
— Разочарован? — Я с трудом ворочала отяжелевшим языком.
— И да, и нет.
— Объясни, пожалуйста.
Он вздохнул.
— У нас не может быть серьезно. А потому я скорее разочарован.
— Неужели ты хочешь, чтоб у нас было серьезно?
— Это зависит не от меня. И даже не от тебя, девочка.
«Янез» протянул руку и ласково погладил меня по щеке.
— Ты хороший.
Вместо того, чтоб улыбнуться ему, я всхлипнула.
— Я так и знал, что ты это скажешь. Одевайся, и я провожу тебя домой.
Он потянул меня за руку.
— Отстань. Я буду спать здесь. Я не хочу домой.
— Ты думаешь, я мумия Тутанхамона? Я не смогу лежать рядом с тобой и сохранять нормальное кровяное давление.
— Погаси свечи и дай мне руку, — сказала я.
Он так и сделал. Он лежал на боку лицом ко мне и прерывисто дышал. Я взяла его руку и прижала к своей груди. Я делала так в детстве с маминой рукой. Когда мне было очень плохо.
— Я бы с удовольствием сделал этому типу обрезание садовым ножом, — сказал «Янез» и придвинулся ко мне. — Ты такая… нездешняя. Если бы я не был старым гомиком, я бы изнасиловал тебя с особой изощренностью.
Я чувствовала, как бешено колотится его сердце.
Вдруг он протянул вторую руку и стал осторожно теребить золотую цепочку у меня на шее.
— Прости! — воскликнул он. — Я сломал замок. Я куплю тебе завтра новую.
— Иди сюда, — прошептала я и до крови прикусила губу.
— Денис разыскивал тебя повсюду. Ты где пропадала? — кричала в мое ухо мама. Я отодвинула трубку на несколько сантиметров — меня раздражают глупые вопросы, к тому же заданные, когда мой рот набит «пепсодентом».
— Я ыла ы Янеа, — сказала я, стараясь, чтоб зубная паста не проникла мне в горло — иначе меня вывернет наизнанку.
— Значит, это все-таки правда. — Мама была расстроена. — А что у тебя с голосом?
Я уже успела прополоскать рот — у меня очень длинный шнур, и я могу разговаривать по телефону даже с лестничной площадки, — а потому мой ответ отличался великолепной дикцией:
