Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Туман в один миг будто рассеялся. И они увидели, что ровные столбики, вышедшие из болота, движутся на них полукольцом, охватывая с флангов. «А значит, их больше, – с ужасом понял Отяпов, – если решили окружать». Но теперь надо было думать уже о другом. А лучше вообще ни о чём не думать, чтобы не мешать ни себе, ни своим товарищам.
В какой-то миг Отяпов успел увидеть, как Гусёк обогнал его и, держа винтовку со штыком на вытянутых руках, чтобы она была длиннее, кинулся в расступившийся туман, но тут же упал, то ли споткнувшись, то ли сбитый с ног пулей или ударом немецкого приклада. И это его спасло от другого приклада, который немного запоздал и только чиркнул металлической накладкой по каске Гуська.
Отяпов боялся потерять винтовку. Он уже не думал ни о лейтенантах, ни о своих боевых товарищах Курносове и Гуське – винтовка стала его и командиром, и напарником. Он перехватил её одной рукой поперёк цевья, другой за шейку приклада и расчищал перед собой пространство, круша всё, что выступало из тумана и преграждало ему путь к переправе, к разбитому мосту, к лейтенанту, потерявшемуся в этой смеси тумана и ужаса.
Рукопашная закончилась так же неожиданно, как и началась. Отяпов застал себя стоящим на коленях. Перед ним лежало тело человека, которого, должно быть, он сбил с ног минуту назад. Одето оно было в тёмно-зелёную шинель с погонами. Рядом лежала винтовка с примкнутым широким белым штыком, похожим на нож.
– Живой? – Кто-то знакомый наклонился к нему, заглянул в лицо, нелепо улыбнулся.
– Ну что ты головой трясешь? Как конь перед бороздой… – сказал другой.
Кому это говорили? Неужто ему, Отяпову? Он потрогал свою голову. Ничего, голова была в каске, каска цела, голова тоже.
– Пошли, пошли…
А голоса хоть и знакомые, а будто издали доносятся до него.
Вот и лейтенант. Тот, первый, злой, в кожаной куртке. Теперь у него в руке немецкий автомат. Смеётся. Довольный. Видать, повезло ему, по шее не попало. А где другой, молодой, с ППШ?
Под сосной складывали убитых. Знакомых среди них никого нет. Как нет? Вот лежит, голова разбита, затылок словно косой срезан. Вот он, твой лейтенант, боец Отяпов. Тот, кто тебя в бой повёл. Кто первый в свалку кинулся. Кого ты искал в тумане, чтобы рядом с ним быть. И буденовки на нём уже нет. Видать, потерял…
Болела спина. Болело плечо. Болела левая рука.
– На вот, переобуйся. Далеко ли ты, разутый, уйдёшь? – опять этот голос. Голос хороший, сердечный. А рассмотреть лицо человека, который так заботливо разговаривал с ним, Отяпов не мог. Перед глазами плавал разноцветный туман. Как будто бабочки с диковинными крылышками порхали в жаркий июльский полдень над сырой лесной дорогой. Такие дороги он любил – едешь на телеге вдоль оврага, сено с лесного покоса везёшь, а они кругом летают, на рубаху садятся, на руки, цепкими лапками кожу щекочут…
Он сел и начал переобуваться. Новая обувка пришлась ему впору.
– Твой трофей. Заслуженный. Носи.
Голос он узнал. С ним разговаривал Курносов.
– А где моя винтовка? – спросил он Курносова.
– Винтовка тут, – ответил Курносов. – Гусёк несёт.
– Живой? – обрадовался он, что жив этот мальчишечка, который, как ему казалось, никак не мог выжить в том аду, который они только что пережили.
– Живой! Герой, брат, наш Гусёк! Немца заколол!
– Неужто?
– Твоего перехватил. Лежать бы сейчас тебе, Нил Власыч, под сосёнкой, если бы не Гусёк, – хвалил Курносов мальчишечку.
– Вот тебе и мальчишечка, – вслух подумал Отяпов. – Спасибо тебе, Гусёк.
Гусёк не ответил. Молча шёл рядом. Отяпов видел его тень.
– Не слышит. Спит, – пояснил Курносов. – Пускай поспит, пока не споткнётся. А спотыкаться ему не привыкать. – И Курносов устало засмеялся.
Глава третья
К Туле
Уже стемнело. Накрапывал дождь. Вышли из леса. С просёлка свернули на пашню и пошли пашней. Потом пашня кончилась, под ногами загремела стерня.
«Не успели запахать», – подумал Отяпов и потянул ноздрями воздух, пытаясь по запаху определить, что тут было сжато, овёс или рожь. Пространство пахло сырой шинелью да ружейной смазкой. Но хлебным духом откуда-то всё же веяло, и народ заметно заволновался. Хотелось есть. Отяпов по себе знал, что у голодного человека, как и у зверя, обостряется обоняние.
Зашли в деревню. Прислушались. Вроде тихо. На другом конце, за оврагом, гудели голоса.
– Немцы, что ль? – И боец, который приблудил к ним в пути, сдвинул каску набок, освободил ухо, прислушался.
Голоса затихли.
– Тебе, Тульский, теперь везде немцы будут мерещиться, – засмеялся Курносов.
– Будут, точно, – согласился Тульский.
На самом деле у бойца было другая фамилия, имя и отчество. Но когда он вышел на них в лесу и рассказал о себе, всем запомнилось главное, что он – тульский. А они шли к Туле. Какая такая надежда появилась у них с приходом в отряд Тульского, никто не мог понять определённо, но каждый из них в себе надежду эту чувствовал. Чувствовал и таил, и она его согревала.
– И что, – переспросил его Гусёк, – из самой Тулы?
– Из самой. Из Заречья. Есть у нас в городе такой район, самый старинный. Живут там исконные туляки.
– Самоварники, – поддакнул Отяпов и подумал: «Вот бы сейчас кипяточку, покруче чтоб, да с сухариком…»
– Нет, я с улицы Штыковой. У нас на Кузнечной слободе живут в основном оружейники.
– И что, в самом деле есть такая улица – Штыковая? – удивился Гусёк.
– Есть. И Штыковая, и Курковая, и Ствольная, и Пороховая, и Дульная.
– Забавный вы, должно быть, народ – туляки, – покачал головой Отяпов, слушая новоприбывшего. – Вот дочапаем до твоей Тулы, приведём тебя к отцу и матери живым и невредимым. Так ты нас хотя бы покорми. А?
То, о чём не выдержал и сказал Отяпов, было частью их надежды.
Тульский задумался. Погодя сказал задумчиво:
– Мать щи с гусятиной по воскресеньям варит. А сегодня – какой день?
– Хреновый сегодня день…
Некоторое время шли молча.
Погодя Ванников, тоже приставший по дороге, вдруг сказал почти зло:
– Это ж почему только по воскресеньям?
– День такой, – сказал Тульский.
– Хороший, должно быть, город, эта ваша Тула. Самовары у вас самолучшие. Пряники – тоже знатные. Раз как-то пробовал. Понравился. Ружья вон тоже делаете.
– Какие у них пряники?! – снова возразил Ванников.
– Ты, Калуга, мне просто завидуешь. У вас в Подзавалье[19] хлеб с мякинами пекут.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
