Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– Впрочем, делай что хочешь. Твоя жизнь. Не моя. И ребенок все-таки его. Может, с отцом-то оно и лучше.
Назавтра Анна уже выезжала в Ленинград. Вернулась она спустя два дня, тихая и подавленная. Адреса Адольфа она не знала, но в Союзе художников ей сказали, что три месяца назад Адольф Битнер уехал в Германию. Насовсем.
Наши дни
Вася была уверена, что ее жизнь кончилась.
Каждое утро она за волосы вытаскивала себя из постели, брела в ванную, не глядя в зеркало, чистила зубы, принимала душ, вытягивала из шкафа джинсы и первую попавшуюся кофточку, шлепала на работу, дежурила, разговаривала с пациентами, утешала родственников, что-то обсуждала с коллегами. Но в глубине души она была мертва и вечером не могла вспомнить ничего из того, что делала или о чем говорила в течение дня.
Если не выпадало ночного дежурства, а оно выпадало почти всегда, потому что ей нужно было занять чем-нибудь голову, чтобы не сойти с ума от отчаяния, то она возвращалась домой, комом забрасывала одежду в шкаф и ложилась на диван, свернувшись клубочком.
«Все-таки поза эмбриона – самая естественная для человека, – лениво думала она, чтобы хоть о чем-то думать. – Когда я сворачиваюсь клубком, как в материнской утробе, мне становится легче дышать. А если я вытягиваюсь во весь рост, то становится так больно, что терпеть практически невозможно».
– Это надо пережить, – почти каждый вечер говорила ей мама, – поверь мне, девочка моя, это просто надо перетерпеть, дождаться, пока переболит. Я знаю, я через это прошла. Сначала кажется, что боль никогда не уйдет, что она раздавит, сломает грудную клетку, выдавит сердце и легкие. Но это не так. Ты просто живи пока по принципу маленьких шагов. Утром встала, наметь план до обеда, затем до вечера и так далее. С каждым маленьким шажочком тебе будет становиться легче, а боль станет ослабевать.
– А когда она совсем пройдет? – спросила Василиса, чувствуя, что у нее перехватывает горло.
– Не знаю, Васенька, – печально сказала мама. – У каждого свой срок. Кому-то хватает пары месяцев, кому-то пары лет.
– Мамочка, но ведь бабушка так и не разлюбила деда, хотя его нет в живых уже больше тридцати лет. И ты, сознайся, ты же до сих пор жалеешь, что так вышло с моим отцом.
– Жалею, – помолчав, сказала Анна. – Но болеть у меня это уже не болит. Я живу, практически не вспоминая об этом. Научила себя не помнить за столько-то лет. Так, иногда глухая тоска накатит, а потом отступает. И потом, у меня ведь есть ты.
– А у меня ничего от него нет, – с прорвавшимися слезами сказала Вася. – Не было его в моей жизни, нет и не будет больше никогда. Наверное, нам стоит общаться, в конце концов у нас общий отец. Но я не могу его видеть… братом.
Забыть не получалось еще и оттого, что Вальтер беспрестанно звонил ей. По десять-пятнадцать раз в день она вздрагивала от телефонного звонка и, еще не глядя на экран, знала, что звонит он. Она не брала трубку, потому что не понимала, как сказать о свалившемся на них обоих горе. В том, что для него это тоже горе, она почему-то была уверена, хотя ни разу за все их недолгое знакомство он не сказал ей, что любит, или хотя бы, что она ему небезразлична. Но при всем своем скромном жизненном опыте Вася читала эту любовь в его глазах, поступках, том, как он смотрел на нее, как он ее обнимал.
Василиса отдавала себе отчет, что ею движет трусость, да еще, пожалуй, обычная бабская слабость, не позволяющая взять трубку и сказать правду. Каждый день она давала себе честное слово, что завтра ответит и все объяснит, но уходящая ночь оставляла после себя новый день, и все повторялось заново.
Отработав пять дней первой после отпуска рабочей недели, Вася чувствовала себя так, словно отпахала год. В субботу у нее был выходной, поэтому, промаявшись от жестокой бессонницы всю белую ночь, нахально напоминающую о себе даже сквозь плотно задернутые шторы, она около пяти утра провалилась в глубокий, без сновидений, сон, в котором хоть ненадолго была лишена мучительных раздумий и ранящих воспоминаний.
Дверной звонок так бесцеремонно вырвал ее из нирваны беспамятства, что она глухо зарычала, осознав, что проснулась.
Дверь она открыла, не глядя в глазок. В последнее время она все делала на автомате, не задумываясь о причинах и последствиях, а потому просто распахнула металлическую дверь, повернув собачку замка, и только после этого подняла глаза на стоящего на пороге человека. Это был Вальтер Битнер.
В несколько секунд пережив адреналиновый выброс, связанный с тем, что она видит самого дорогого для нее человека, понимает, что наступает неизбежное выяснение отношений и что после этого у нее не останется даже призрачной надежды на счастье, она молча отступила в маленькую прихожую, безвольно опустив руки вдоль тела. Вальтер шагнул внутрь, невольно заполнив собой тесное пространство, в котором вдруг сразу кончился воздух.
Глаза его метали пламя. Было видно, что он сердит, причем настолько, что Вася вдруг даже испугалась.
– Ну, может быть, ты объяснишь мне, что происходит?! – спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего. – Это что, в вашем роду так принято? История повторяется?
– Какая история? – пискнула Вася.
– Какая? Да та самая! Уже вторая женщина из семейства Истоминых без объяснения причин бросает мужчину из рода Битнеров и уезжает в несусветную даль после того, как им было невообразимо хорошо вместе. Какая муха, позволь узнать, тебя укусила? Почему ты не берешь трубку? Если ты не хочешь меня видеть, я готов уважать твой выбор, но ты бы хоть объяснила мне почему? Или я тебе был нужен только для распутывания преступления? А как убийство раскрыли, так доктор Ватсон больше не нужен Шерлоку Холмсу?
От плохо контролируемого бешенства у него раздувались ноздри, как у породистого скакуна. Васе вдруг стало на секунду смешно от того, насколько он величественен в гневе, но только на секунду. Затем ее накрыла ставшая привычной за последнюю неделю тоска. Вальтер стоял перед ней, такой досягаемый, такой красивый и такой любимый, что она вдруг заплакала. Крупные слезы текли у нее из глаз, скатывались по щекам, капали на майку летней пижамки со смешными зайчиками-плейбоями на груди. При других обстоятельствах она, пожалуй, застеснялась бы стоять в пижамке перед мужчиной своей мечты, но сейчас ей было совершенно на это наплевать. Она просто про это не думала.
– Мы не можем быть вместе, – прошептала она, слизывая слезы. – И это не потому, что я этого не хочу. Просто ты мой брат.
– Что?
– Мой отец – не Гурам Багратишвили. Мама родила меня от твоего папы. Я твоя сестра. Оказывается, бабушка действительно отрезала у твоего отца, когда он приезжал в Константиновское, прядь волос, чтобы провести генетическую экспертизу. Так что сомнений быть не может. Она просто не хотела, чтобы родители были вместе. Она ненавидела Битнеров, потому что всю жизнь ревновала к Анне, сестре твоего деда.
Вальтер вдруг резко и шумно выдохнул. Василиса просто физически почувствовала, как с его плеч падает тяжелая ноша. Он сделал большой шаг вперед и прижал ее к себе. Заплакав еще горше, она тут же уткнулась в это родное плечо, к которому успела привыкнуть. Плечо брата.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
