— Не знаю… Наверное, мы оба.
Она засмеялась — мир закружился вокруг нее. Она прижималась к груди этого человека и вновь чувствовала себя юной и легкой, безрассудной и смелой — сладостное, почти забытое ощущение свободы.
— Ванечка…
— Ты все такая же… Валька, ты совсем не изменилась! — с мучительным восторгом он вглядывался в ее лицо, ладони скользили по ее телу — изучая, вспоминая, открывая вновь каждый изгиб и впадинку. — Валя…
Он не давил на нее, как Илья, он был легок и невесом, словно этот вечерний воздух, пронизанный сладким цветочным ароматом. Его любовь была нежна и бескорыстна. Все, что он делал, было для нее. Каждое его прикосновение дарило счастье. Валя почти забыла, каково оно безмятежное, безудержное счастье…
Она не помнила, как они оказались на широком диване, как скинули с себя одежду и как долго ласкали друг друга. Ей показалось, что все это заняло несколько секунд, но на самом деле прошла почти половина ночи.
А потом, когда они просто лежали рядом, переплетя руки, чтобы даже на миг не потерять ощущения близости, он произнес:
— Вот теперь мне ничего не страшно.
— О чем ты? — тут же вскинулась она. — Ты… ты что-то скрываешь от меня, да? Ведь правда? Что?
Ваня ответил не сразу. Он долго молчал, глядя в потолок. Квартира, до сегодняшнего дня совершенно ему незнакомая, уже не казалась чужой, потому что рядом была она, Валя.
— Правда, — тихо прошептал он. — На самом деле я должен был сказать тебе об этом сразу — еще утром, когда встретил тебя на… ну, в общем, там, где лежит теперь Арсений Никитич. Ужасное, зловещее место — как напоминание о том неизбежном, что ждет всех нас.
— Ванечка! — строго произнесла она. — Ты опять об этом!
— Нет, Валя, пожалуйста, не перебивай меня! — умоляюще произнес он и сел на постели. Полная луна светила в форточку. — Ты, наверное, думаешь, что я просто впечатлительный неженка, которого способна выбить из колеи любая мелочь, что я с годами стал каким-то депрессивным меланхоликом… Нет, все не так. Просто… я умираю, Валя. Я очень болен.
— Что? — с ужасом воскликнула она. — О, не шути так, умоляю!
— Такими вещами не шутят, — отозвался он. — Я эгоист, я знаю. Но у меня осталось совсем мало времени, поэтому я пришел к тебе, чтобы исправить свою ошибку, которую сделал когда-то. Я виноват перед тобой, и это мне — наказание.
— Ванечка… — содрогаясь, прошептала она. Холод вился вдоль позвоночника, вызывая озноб. — Это неправда… Ты ни в чем не виноват!
— Валя, я виноват. Даже сейчас виноват, потому что жестоко мучить тебя этим известием. Тем более что только что ты потеряла дедушку. Столько испытаний подряд… У тебя есть еще время, чтобы уйти, чтобы не принимать на себя еще и мою боль.
— Я не уйду, — тут же отозвалась она.
— Тогда договоримся — давай проведем то время, которое у меня еще осталось, так, чтобы запомнить его навсегда. Будем любить друг друга и не думать ни о чем. Ты согласна?
— Да, — сказала она.
«За что мне все это? — с отчаянием думала Валя. — Всю жизнь я стремилась к счастью, но так и не достигла его. Всегда находилось что-то, что сводило все мои усилия на нет. Какая-то неудачная, ущербная у меня судьба! Вот и сейчас, кажется, я на полпути к нему, к своему счастью, — Ванечка вернулся ко мне, мы снова вместе, — но обстоятельства снова готовы разлучить нас. И на этот раз — навсегда. Безнадежная, жестокая жизнь!»
Ваня спал рядом, свернувшись калачиком, и слабая, неуверенная улыбка дрожала на его губах. Валя смотрела на него и не могла насмотреться. Изменился ли он? В который раз она убеждалась в том, что нет, почти не изменился — те же светлые волосы, то же бесконечно милое, родное лицо, которое она знала наизусть. Только похудел немного. Совсем чуть-чуть! А вдруг он ошибается, и вдруг никакой болезни и нет?
То, что он рассказал ей, вызывало в ней сомнения и ужас.
«Это началось не так давно, — говорил он тихо и почти спокойно. — Во всяком случае, я заметил симптомы болезни не больше полугода назад. Сначала подумал, что ничего особенного — обычный гастрит, вызванный неправильным питанием и постоянным напряжением нервов. Дурацкая работа… Недаром говорят — адвокат дьявола. Я старался быть честным и непредвзятым, но все равно в глубине души иногда ненавидел своих подзащитных. Эта работа не для меня, я с самого начала выбрал неправильный путь. Гуров? Да, мой тесть тут на месте, он настолько цельная личность, столь совершенный механизм для логических умозаключений и построений, что подобные сомнения ему неизвестны. Ты не представляешь, Валя, но некоторые дела я вел с таким трудом, что не раз был готов бросить все, послать дьявольскую работу к черту! Да, много людей нуждается в защите, много безвинных жертв и тех, кто попал в капкан безвыходных обстоятельств… Но ты не представляешь, Валя, что мне пришлось пережить, когда я в конце прошлой осени по указанию Гурова взялся защищать Виноградова, убившего собственную мать. Там были такие обстоятельства, от которых кровь стынет в жилах! Тогда-то все и началось… Я долго ходил с убеждением, что у меня обычная желудочная хворь — результат стрессов, вечных разъездов и долгих заседаний в суде. А потом вспомнил — мой отец умер от этой проклятой болезни с коротким названием, поразившей его желудок, и у него были совершенно схожие симптомы! Меня как будто кто обухом по голове ударил… Это удивительно, Валя, я всегда помнил, как он уходил из жизни, но почему-то никак не проецировал его судьбу на себя. Мне даже в голову почему-то не приходило, что во всем виновата дурацкая, роковая наследственность — все мы страдаем от того же, чем мучились наши родители. Только почему-то каждый раз с легкомысленной самонадеянностью думаем, что чаша сия минет нас… Это мне наказание. Наказание, что с самого начала выбрал неправильный путь, что бросил тебя, что продался Гурову. Я пошел к врачу — очень неплохому терапевту, великолепному диагносту, — и рассказал ему о своих симптомах, о смерти отца. Я внимательно наблюдал за ним, за его лицом, и увидел, как оно дрогнуло, когда я сказал об отце. Кроме того, я сообщил, что у меня несколько раз поднималась температура, что сильно потерял в весе… Конечно, доктор сказал мне, что рано пока ставить на себе крест, что, возможно, я ошибаюсь, что необходимо серьезное обследование, и дал мне направление. Туда. Даже не хочу повторять название этой страшной лечебницы. В общем, мне все стало ясно. Валя, я так и так умру, только не хочу, чтобы меня резали на куски и облучали. Пусть мне осталось мало, но мы проведем это время вместе, счастливо и беззаботно. Съездим куда-нибудь, посмотрим на мир. Будем любить друг друга — пока хватит сил. Будем жить одним днем, как дети!»
— Ты не спишь? — сонно пробормотал Иван, заметив, что Валя сидит рядом, обняв руками колени.
— Ванечка… — сказала она напряженным голосом. — Еще не поздно, возможно. Сейчас такая медицина… тебя спасут, вот увидишь!
— Нет, — усмехнулся он, перевернувшись на спину. — Есть болезни… и есть болезни.
