— Выписывать квитанцию за транспортировку? — спросила кассирша и, когда я отрицательно помотал головой, удовлетворенно добавила: — Вот телефон на бумажке. После трех звоните каждые два часа. Вам скажут, когда и к какому выходу на посадку прибыть.
Начиная с трех часов пополудни, я сделал восемь звонков из гостиницы «Аэропорт», на вывеске которой, когда стемнело, зажглись только три первых буквы. Я снял четырехместный номер, поскольку других не имелось, и валялся по очереди в каждой из кроватей, выслушав какое там по счету сообщение «В Чимкенте туман, ждите». Коридорная держала телефонный аппарат под ключом в тумбе замызганного письменного стола и за звонок взимала пятьдесят тенге. В открытое из-за духоты окно тянуло вонью пережариваемого залежавшегося шашлычного мяса, которую разносило ветром от кооперативных палаток у паркинга. Шум водопадов в унитазах, лишенных исправных бачков, вырывался из бездверного туалета в начале коридора. Следующим утром, на рассвете, сквозь немытое стекло крайней кабины я увидел оттуда летное поле с черным остовом сгоревшего аэровокзала. И не удержался от искушения. Сдвинул раму, наставил перекрестье оптического прицела воображаемой снайперки, скажем, израильского производства «Голил», на кабину «Боинга-737», вылетавшего в Стамбул, и грохнул первого пилота.
Когда я ставил раму на место, кто-то, перекрикивая сливной водопад, сообщил из одной кабинки в соседнюю:
— Вить, а Вить, может, послать все в одно место? Тут есть мужик, воздушное такси. «Ил сто третий», берет четверых и багаж… Не быстрее, конечно, но сегодня прилетим. Ты как?
— Где этот мужик?
— Тетка в администрации предлагает…
Тетка в администрации на первом этаже, когда я спросил насчет «Ил-103», отправила меня в полуподвальный буфет, наказав сослаться на её имя. В пропахшем щами помещении трое в кожаных куртках распивали итальянский портвейн под котлеты по-киевски. Коренастый в кожаной куртке, с серыми линялыми глазами навыкате, расспросив, кто меня прислал и куда лететь, сказал:
— Я вам не нужен. В Чимкент пойдет чартерный «Ан». Купите билет, это быстрее и дешевле.
— «Ан» сидит и ждет уже шестнадцать часов из-за тумана в Чимкенте, сказал я.
Лупоглазый посмотрел на сотрапезников. Один кивнул.
— Через час полетите. Нет никакого тумана. Они на керосин нал собирали… Так что берите вещички и поторапливайтесь. Стойка три в зале вылета.
— Спасибо, — сказал я. — На будущее дайте ваш телефон.
— Меня зовут Николай Николаевич. Звоните дежурному администратору, если понадоблюсь… Маршрута у меня два: Астана и Чимкент, — сказал лупоглазый, словно отрезал, и, поднявшись, отправился за ширму, отгораживавшую кухню. Шел он, косолапо ставя широченные ступни в толстых домашней вязки носках. Огромные растоптанные кроссовки с грязными шнурками, завалившись на бок, остались под стулом.
…Телефон снова ответил: «В Чимкенте туман, ждите».
Когда я выходил из гостиницы, солнце слепило по-весеннему. В десяти шагах от цементного крыльца, расстелив на капоте черной «Волги» брезент, четверо, весело переговариваясь, в основном матом, пили за импровизированной стойкой водку под накромсанные куски ветчины без хлеба. Выпивохи грелись на солнышке. Бутылки с красной этикеткой сверкали на фоне приклеенной за ветровым стеклом картонки с надписью: «Керосин и солярка».
Я спросил крайнего:
— Чимкентский летит?
— Заправщик приставили. Через полчаса.
…Перед взлетом пилот несколько раз опробовал на форсаже тормоза самолета, который выкручивало влево на обледенелой бетонке. В третий или четвертый раз колодки сработали синхронно, и «Ан-24» покатил на взлетно-посадочную полосу. Кроме меня, стюардесса привела по талому снегу на посадку ещё шестерых, крикнув пилоту, что «иностранцы не дождались, укатили машиной».
Я свинтил пробку у фляжки с коньяком «Казахстан», большими глотками выпил содержимое до дна, обнаружил, что спинка сиденья не откидывается, и вытянул ноги в проход. Ничего не оставалось, как ждать конца путешествия. Чтобы заснуть, больших усилий не потребовалось. Мне снилась Ляззат, оттиравшая в ванной номера в гостинице «Турист» свой «бергамский замок» от излишней смазки.
На подлете к Чимкенту «Ан-24» пошел над горами. В царапанном иллюминаторе плоские сопки с юга напирали на кряж. Желтые паутинки троп опутывали его белый заснеженный западный и черный бесснежный восточный склоны. Это напоминало северную Бирму, которую лет десять назад в сезон урожая мака, после сбора опиумного сока, пришлось облетать на оборудованном фотокамерой «Т-28», двухместном моторном истребителе времен второй мировой войны. В разоруженном виде их побросали в Индокитае американцы, и ловкачи ухитрялись собирать из десяти-пятнадцати развалившихся один летающий. Я определял летчику районы облета, направление телеобъектива и продолжительность съемки. Пленка и её обработка обходились дороговато. Слава Богу, самолет оплачивало какое-то правительство. Какое именно, ни меня, ни моего работодателя бывшего майора таиландской королевской полиции Випола не интересовало…
По контракту мы обязывались определить временные квоты героиновых князьков на пользование горными тропами. По нашим сводкам опергруппы правительства, оплатившего самолет и наши труды, определяли очередность перехвата караванов или, наоборот, прикрытия. Меня и Випола это уже не касалось.
Наверное, внизу, в горах, над которыми летел чартерный «Ан-24», караваны разводились на тропах здешними диспетчерами в той же манере. В Бирме, помнится, практиковалась даже сдача героиновых путей в поднаем или аренду. Когда я привез Виполу из страны шанов, горной народности, образец долговой расписки, где вместо денежной суммы указывалось в качестве компенсации время пользования перевалом, он немедленно отвез пергаментную бумажку в бангкокское правительственное Бюро по борьбе с наркотиками. В горах объявился, оказывается, новый вид кредитного обслуживания. Сыновья героиновых князей, получив дипломы в Гарварде и Оксфорде, помогали наращивать торговые обороты соплеменников, вводя в обиход финансовые инструменты нового времени… А отцы-то манипулировали обрезками лапши спрессованного сырца, называвшимися «опиумными банкнотами»!
Чимкентский аэродром обрамлял длинный ряд серых бипланов, на верхних крыльях которых прорастали сорняки и кусты. Промахнув почти всю взлетно-посадочную полосу, «Ан-24», попрыгав, наконец-то остался на бетонке и уткнулся кабиной в двухэтажное барачного типа здание. Из багажного люка вывалился человек в телогрейке и принялся лягать шасси пластиковым китайским сапогом, подавая жестами сигналы пилоту.
Я с удовольствием отметил отсутствие паспортного контроля. От самолетика народ потянулся в город через распахнутые настежь неохраняемые ворота в аэродромном заборе. За ними стоял человек — копия Юсупа.
— Вы Фима? — спросил он.
— Я Фима, — ответил я.
— А меня зовут Мурат. Вы мне дадите десять тысяч тенге, — сказал он. По пути на пару минут заедем ко мне домой, я возьму документы… Я не извозом живу. У меня лошадь, корова, бараны… Есть что делать. Самолет не прилетал и не прилетал. Я со двора заметил, как он садится, прыгнул в машину и погнал, чтобы вас не пропустить… Ничего, что заедем за документами?
