Я встал, змеюка, и, приложив руку к сердцу, изрек:
— Клянусь памятью Юры!
Ганнибал заорал:
— Обнимемся, капральчик!
Наверное, так бы и случилось, но в нагрудном кармане его твидового пиджака запищал мобильный телефон. Дзюдзюик нуждалась в гуманитарной помощи от одиночества в доме напротив…
— Ее власть — от Бога, — сказал мне Ганнибал, приглушив микрофонную мембрану «Эриксона» коричневой лапой. И, пророкотал, снова поднеся мобильник ко рту: — Я на пути к тебе, сахарочек!
— Твой телефон, Ганни! — напомнил я.
— Пусть полежит у тебя, — ответил толстяк. — Утром по нему выйдет на связь моя агентша. Спокойной ночи, капральчик!
Открыв окно и потом ставни знакомым с детства поворотом бронзовой ручки, выжимающей запорные штыри из пазов, я услышал, как внизу, у дверей гостиницы, Ганнибал поет во все горло: «Каждую ночь миллион поцелуев, мадам! Таково мерило любви…»
Дзюдзюик рассказывала, что Юра Курнин, который, оказывается, действительно был князем, умер от странной болезни — рака глазного яблока. Осколки стекла доканали его спустя много лет. Во Францию он не возвращался, а почему — знали немногие, я в том числе: воздушный наблюдатель-стрелок сержант Курнин считался замешанным в древнем алжирском заговоре ОАС… Прощают всех, кто не рискует жизнью. Кажется, Курнины вели родословную с ермаковских походов за Уралом. Им и в России ничего не простили. Впрочем, обижаться не за кого, Юра детей не имел, и род угас…
Однако все это не имело теперь значения. И не будет иметь в будущем.
Я с хрустом свернул пробку у «Баллантайна» и отхлебнул за общий упокой всех, кого знал и кто отныне и во веки веков не будет иметь никакого значения.
Початая бутылка «Баллантайна», когда я утром открыл глаза, напомнила о предстоящем звонке ганнибаловской детективши. Через открытое окно ночью на одеяло и подголовный валик нанесло мелких мух, то ли сдохших, то ли заснувших, — из Рыбного рынка неподалеку, наверное. Или оптовик Ганнибал уже загружал фуры лежалыми креветками для тысяч новых ртов в Эль-Кантауи и напустил насекомых в столицу из распахнутых ворот своих складов…
Мои «Раймон Вэйл» показывали сущую рань, ровно семь пятнадцать. Вчерашняя неудовлетворенная жажда кофе усугублялась кислой сухостью во рту. Как сказали бы в таком случае досужие философы в Кимрах, пить надо либо меньше, либо больше. Я принял душ, с неудовольствием переменил штучную сорочку из гардероба Прауса Камерона на фабричную из захваченных с собой и, сунув мобильник Ганнибала в нагрудный карман пиджака от «Бернхардта», спустился вниз.
Я поднимался по лестнице к себе в номер с третьей чашкой кофе в руке, когда зазвонил ганнибаловский «Эриксон». Пришлось поставить блюдце на ступеньку и достать из кармана телефон. Подумав, я сел на лакированную, мореного дуба ступеньку, подвинул кофе поближе и нажал кнопку.
— Господин капрал? — спросила женщина в кожаном жакете.
— Докладывайте, — брякнул я по военной инерции, потом спохватился и добавил: — Добрый день, мадам, слушаю внимательно…
— Я говорю из Эль-Кантауи, — сказала она, опустив приветствие, что тревожно отозвалось напоминанием о Ефиме Шлайне. Он никогда не здоровался, во всяком случае с подчиненными. Ну и подчиненные, то есть я, конечно, тоже.
— Итак?
— Объект проследовал от храма Воскресения Христова пешком по авеню Мухаммеда Пятого до площади Седьмого ноября, далее на Турецкую улицу, где сел в трамвай, на котором поехал по авеню Фархата Хашеда на вокзал. Поездом в двадцать сорок три выехал в Сус. От станции в Сусе на машине, стоявшей в паркинге, приехал в гольф-клуб «Эль-Кантауи». Оставался в своей комнате до пяти сорока утра. До данного момента никаких контактов визуальным наблюдением не выявлено. В пять сорок пять имел встречу с тремя коллегами в баре. В восемь тридцать второй контакт, с группой русских гольферов… Список есть. Проживают здесь же, в клубе. Номера комнат есть. Что ещё интересует?
— Вы можете повторить ваш звонок через… Хотя подождите…
Я вытащил бумажник, достал квитанцию за постой и продиктовал с неё даме номер факса «Гостиницы на улице России»: 321–685.
— Записала, — сказала она.
— Передайте список гольферов. Можете?
— Десять минут?
— Устраивает, — сказал я и, разъединившись с кожаной дамой католического вероисповедания, набрал номер правоверного Слима.
Слава Аллаху, он оказался дома и сказал нечто по-арабски. Я узнал голос.
— Базиль говорит, — сообщил я Слиму на французском. — Доброе утро. Ты нужен на весь день. Приедешь?
— Много ездить?
— Много всего, не только ездить. Заработаешь хорошо, Слим. Когда появишься?
— Полный бак? — спросил он.
— Под горловину, — сказал я. — Пожалуйста, Слим, не устраивай говнокачалку… Когда?
Таксист побулькал в трубку — смеялся старому солдатскому словечку (это демократически сближало) — и ответил:
— Сейчас восемь. Восемь сорок пять?
— Договорились.
Я вернулся в холл, отдал буфетчику чашку и блюдце, потом дождался возле конторки дежурной поступления факса, предупредив, что это мне лично, и понес кусок ленты в номер. Звонок кожаной дамы опять застал меня на лестнице.
— Вы можете поработать ещё и сегодня? — спросил я.
— Я продлю свое пребывание в гостинице гольф-клуба, номер моей комнаты — двадцать три. Мой мобильный…
Она продиктовала его.
— Перенесите наблюдение на русских гольферов, — распорядился я. Выявите лидера и отфиксируйте. Это объект номер два. Я понимаю, что косить сразу двумя глазами и в разные стороны сложно, но по возможности держите по-прежнему в поле зрения объект номер один… Вы будете разговаривать с господином Ганнибалом?
Она молчала.
— Вы слышали мой вопрос, мадам?
— Я думаю…
— Хорошо, прекращайте думать. Я сообщу ему сам, что оставляю его мобильный аппарат при себе.
— Спасибо, господин капрал, — сказала кожаная дама. — В ожидании контакта.
В комнате я проверил в своем магнитофоне устройство включения записи на звук голоса, вставил его в резиновый футлярчик с присосками и заменил кассету на новую. Прокручивая старую, я услышал запись телефонного разговора со мной Цтибора Бервиды в Праге. Голос с того света. Вот и ещё один в этой жизни…
Печатной латиницей кожаная дама тщательно выписала нерусские имена:
1. Саид-Эмин Хабаев
2. Бекбулак Хасанов
3. Хаджи-Хизир Бисултанов
4. Макшерип Тумгоев
5. Петр Цакаев
6. Шепа Исмаилов
7. Ив Пиккель
8. Заира Тумгоева.
